Наоми

Мама долго сидела без движения, лишь одной рукой теребя медальон, подаренный девочкой Стейси. Плетёный шарик с вкраплениями красных, синих, зелёных драгоценных металлов всегда болтался на её шее. Я лишь к годам десяти удосужилась вообще рассмотреть этот медальон поближе. Теперь-то я понимаю всю его значимость. Женщина, державшая на руках младенца, была своего рода символом для Мамы, которая и не смела даже мечтать о моём появлении. Стейси, которая в Маме души не чаяла, всегда противопоставлялась мне как пример. Добрая, сильная, солнечная и смертная девочка не могла быть лучше меня – так я считала всю свою прежнюю жизнь, в чём каюсь и корю себя сейчас. Сейчас, когда все эти люди и их жизни прошли мимо моих глаз, когда я прочувствовала каждого: хорошего и плохого, доброго и злого, корыстного и бескорыстного, я уже точно заявляю всем и каждому, что я заблуждалась. Человеческая душа способна на всё, иногда это всё выливается во что-то плохое, а иногда люди при помощи своих внутренних сил совершают воистину потрясающие ум, логику и здравый смысл поступки, которые по душевным своим составляющим абсолютно бесценны.

Впервые за свою жизнь я захотела обнять свою Маму, я хотела вытереть все её кровавые слезиночки, которые в данном случае были огрехами обиды и боли, а не шансом на чьё-то спасение. Я бы положила свою голову ей на колени и просто слушала её голос, когда она своею рукой водила бы по моим рыжим частенько перепутанным локонам. Мне так много хотелось бы ей рассказать, так многим хотелось бы с ней поделиться, но я не могла. Единственный раз, когда мне хотелось крикнуть ей: «Я люблю тебя», вырвался из моих уст простым беззвучным мычанием. Стены непролитых слёз стояли в моих изумрудных глазах, но лишь тишина и тревога были сейчас моими попутчиками. Я задрожала, но внезапный резкий порыв воздуха не позволил мне окончательно усомниться в себе.

Это был дядя Эрик. Папа тоже обладал с некоторых пор крыльями, но, очевидно, ему нечего было сказать Маме, потому что он так же, как и она, переживал за меня и винил себя, а чувство вины вперемешку с любовью делают нас вдвойне безоружными.

Чёрные, блестящие на свету, крылья дядюшки, слегка подросшие за последние годы, но не потерявшие силы и грации, разогнали затхлый застоявшийся воздух, образовавшийся возле меня, не позволяя накопившимся слезам ручьями течь из моих опухших расстроенных глаз.

– Вот ты где? – дядя Эрик, моментально перевоплотившись, обнял Маму. – Лили, я напрочь сбил все свои крылья, пока тебя отыскал! Прошу, не делай так больше.

– Почему ты, а не Сэм? – монотонным металлическим голосом отвечала ему Мама, слегка прикрывая свои глаза трясущимися от расстройства руками, как будто дядя Эрик не знал, что она только что плакала.

– Он не в состоянии, – с сожалением произнёс Эрик, – ему поддержка нужна ещё больше, чем тебе, моя дорогая! – Мама немного улыбнулась, но грусть по-прежнему держала её в своих цепких руках, не отпуская ни на минуту.

– Вот скажи мне, Эрик, в чём я виновата? Где та ошибка, которую я допустила при воспитании моей Наоми? – оказывается, не только грусть держала Маму в своих когтистых лапках, но и сама матушка-злоба.

– Лили, дело тут не в тебе. – Дядя Эрик сел рядом и положил руку на её согнутое колено. Надо отдать Маме должное, что даже в таком состоянии она выглядела великолепно, как всегда одетая как с иголочки: чёрные леггинсы, модные сине-белые сникерсы и топ в той же гамме с надписью: «Ты и только ты – вершитель судьбы и Вселенной!». – Понимаешь, сколько бы часов солнце ни светило на яблоню, яблоко на ней всё равно покраснеет. Рано или поздно, но так будет, и от этого нам никуда уже не деться. Если, конечно, яблоко не сорвут, или оно не сгниёт раньше времени. Так уж устроена жизнь! Всё, что ты и все мы можем сделать для нашей Наоми, заключается в следующем: просто не дать раньше времени её яблоку испортиться или кому-то его испортить прежде, чем оно дозреет до семечек.

– Выходит, я плохо слежу за своими яблоками? – Мама ударила рукой по воде, отчего почти до самого дна образовалась воронка из воздуха. Я всегда восхищалась маминым даром управлять стихиями, жаль, что мне этого не дано.

– Ты всё делаешь правильно и достаточно, просто Наоми очень строптивая и сама должна избавиться от червоточинки, прежде чем стать наливным яблочком. – Дядя пожал плечами, словно от недостатка высказанных им аргументов.