Наондель

Я кивнула, чтобы скрыть, какое впечатление на меня произвели его познания.

– Хотя не у самых гор. Между нами и горами еще несколько владений. – Я покосилась на серебряную вышивку у него на воротнике. – А каково ваше положение при дворе?

– Я сын нашего уважаемого визиря, Хонта ак Лиен-че.

Я уже пошла было вдоль южной стены, украшенной ширмами, но споткнулась и остановилась. Сын визиря! Его я поучала, на него шипела! Достав руки из рукавов, я глубоко склонилась перед ним.

– Ваше превосходительство. Мои извинения. Я…

Он отмахнулся от моих слов.

– Я предпочитаю не сразу рассказывать о своем происхождении. Так я узнаю, что люди на самом деле думают обо мне.

Я быстро подняла глаза и снова заметила лукавую искорку у него в глазах. Я поджала губы.

– Или же вы узнаете, кто настолько несведущ, что не сразу понимает, кто вы.

Я сердилась, что он выставил меня в таком свете. Но его, похоже, очень забавляла ситуация, и во время нашей прогулки по парадным залам с их художественными сокровищами он уделял поровну своего внимания мне и Лехан. Казалось, он – неиссякаемый источник знаний о прекрасных картинах и скульптурах, о церемониальной мебели и предметах, окружавших нас. В отличие от сестры, я действительно увлекалась историей искусств и невольно слушала его с большим интересом. Он рассказывал естественно, с большим чувством, и единственное, что меня раздражало – он говорил обо всем так, словно все принадлежало ему. Но когда он, обернувшись ко мне, ярко описывал какую-нибудь подробность истории нефритовой статуи, ставшей драгоценным военным трофеем, все его внимание полностью обращалось на меня. Словно я представляла собой ценность. Словно ему важно было поделиться со мной. Трудно было отвести взгляд от его карих глаз.

Когда под конец он вывел нас на солнце и придержал золотую дверцу, его рука случайно соприкоснулась с моей.

Прошло немало времени, прежде чем мое сердце перестало биться учащенно.

* * *

Домой мы отправились в сумерках. Тихе сопровождал нас, отец остался еще на день, чтобы закончить последние торговые сделки. Тихе скакал впереди, за ним ехали в повозках работники, а за нашей повозкой следовали двое стражей. Насколько разговорчивы мы были по пути туда, настолько же молчаливы по пути обратно. Едва мы выехали за стены города, как Лехан заснула, положив голову на колени матери, а мы с Агин сидели, завернувшись в покрывала молчания. О чем она думала, мне неведомо – вероятно, о рулонах шелка, трясущихся в повозке перед нами. Моя же голова была переполнена классическими картинами, о которых я читала, но которых никогда не видела собственными глазами, в ней еще звучало эхо от наших шагов в огромных залах с позолоченными потолками и тронном зале Высшего Мира с его трехсотлетней торжественностью. Но в каждом моем воспоминании присутствовали внимательные карие глаза и ослепительная улыбка. Откинувшись на подушки, я вглядывалась в темноту, укутывающую ландшафт.

С этого дня Искан не покидал моих мыслей ни на минуту.

* * *

На следующий день домой вернулся отец – довольный, переполненный историями с ярмарки пряностей, рассказами о купцах, с которыми там повстречался, с полными кошельками монет. Когда мы сидели за вечерней трапезой, которую накрыла мать во дворе под тенью балдахина, он облизал жир с пальцев, откинулся назад на подушки, разложенные слугами на земле, и отпил глоток вина из кубка.

– А мои маленькие девочки? Вы хорошо провели день?

Я предоставила Лехан рассказать отцу о саде, дворце и приятном юноше, который показал его нам. Сама я сидела молча. Отец пристально смотрел на Лехан, пока она говорила. Когда же она наконец исчерпалась, он задумчиво посмотрел в свой кубок.

– Перед тем как отправиться домой, я повстречался с юношей. Он просил разрешения приехать сюда и встретиться с моими дочерьми, с которыми приятно провел время, обходя дворец.

Я быстро подняла глаза. Отец встретился со мной взглядом.

– Он так и сказал – с моими дочерьми. Кому-нибудь из вас он приглянулся?

Лехан покраснела и опустила глаза.

– Отец, я…

– Ясное дело, он имеет в виду Лехан, – негромко ответила я. – Он сказал так из вежливости.

– Не уверен, что в его словах сквозит такая большая вежливость, – ответил отец. – По традиции мужчина должен четко дать понять, за какой из дочерей в семье он ухаживает.

– Честно говоря, я больше думала о дворце, – призналась Лехан. – Но он очень приятный юноша.

– Лехан очень юна, супруг мой, – проговорила мать, наливая еще вина в кубок отца. – Ей всего четырнадцать.

– И что ты ему ответил? – спросила я таким тоном, словно меня не очень интересовал ответ.

– Что мы всегда ему рады, – когда мать бросила на него строгий взгляд, он пожал плечами. – Это сын визиря. Мое положение не позволяет в чем-то ему отказывать.

– Мне кажется, – сердито проговорила я, – что Искан не привык, когда ему возражают. Привык получать желаемое.

Склонившись вперед, я взяла финик, желая скрыть, что щеки у меня пылают. Наблюдательная Агин посмотрела на меня. Я избегала встречаться с ней глазами. Она обратилась к отцу.