Наондель

– Этому ты должна научиться сама. Этого никак не может взять в толк твоя мать: когда дело касается снов, невозможно никого ничему научить. Каждая видит их по-своему. Они по-разному на нас влияют. Твоя мать, она умелая. Пользуется уважением. Но подход у нее конкретный. Практический. А мы с тобой…

Она сняла с языка прилипший листок.

– Сны приходят к нам, хотим мы того или нет. Правда это так?

Я кивнула, и она сделала новую затяжку.

– Рассказывай. Что случилось?

Я рассказала – о сне, в котором летала, и о других. В темноте мне было не стыдно. Я знала: бабушка не будет меня осуждать. С ней случалось нечто похожее или что-нибудь похуже. Я поделилась с ней своим страхом: как тяжело не знать, где сны, а где – реальность. Она кивнула, не удивившись и не испугавшись.

– Мы с тобой ощущаем сны в себе. Ты должна быть осторожна, не впускать их слишком глубоко. Они могут завладеть тобой изнутри. Размыть твои собственные границы. Не тревожься, можно защитить себя. Но это требует времени и труда. С тобой это случилось очень рано, куда раньше, чем со мной. Нельзя проникать в чужие сны без разрешения, ты ведь знаешь?

Я кивнула. Это было одно из первых правил, которому меня обучила мать.

– То, что с нами происходит, очень близко к тому. Мы делаем это невольно, однако это все равно не разрешено. Никому не рассказывай об этом.

Некоторое время она сидела молча. У моря было прохладно, я поежилась. Оторвавшись от своих мыслей, она накрыла меня своим одеялом. Оно было жесткое, от него пахло козами.

– Спи, Орсеола. Ложись тут, рядом со мной, и я сотку тебе разъяснение. Многое ты поймешь только позже, когда станешь старше. Но это будет в тебе, ты сможешь призвать его, когда тебе это понадобится.

Она улыбнулась, и от улыбки ее лицо изменилось. Теперь она не походила на бабушку.

– Сны, которые я соткала, не забываются.

– Но, бабушка, ты же больше не ткешь сны, бабушка! – проговорила я, нарочно произнеся слово дважды, чтобы задержать ее возле себя, отгоняя все дикое и опасное. Она засмеялась и снова стала моей бабушкой.

– Ради родной плоти и крови я могу нарушить свое воздержание. Иди сюда, положи голову мне на колени. Завтра я научу тебя плести ловцов снов. Они могут принести тебе облегчение, пока ты учишься.

Я устроилась, положив голову на костлявые колени бабушки и накрывшись одеялом. В ушах у меня гудел шум моря – это было почти как шуршание крон деревьев. В носу ощущался запах бабушкиной трубки. И мне привиделся сон.

Это был прекрасно сотканный сон, не похожий ни на один из тех, которые ткала для меня мать. Он был куда более живым, куда более ярким и мощным, чем те, что делала мать. За одну эту ночь он показал мне больше о снах и том, как их ткать, чем все прежние инструкции матери. Он обращался напрямую к той части меня, которая умела видеть сны и прикасаться к ним. Кое-что я поняла только позднее, когда больше узнала о ткачестве снов, совершенствуя свой дар.

Кое-что не поняла до сих пор.

* * *

День, когда я покинула Терасу, был одним из первых ясных дней после периода дождей. Воздух в Говели наполнился радостным щебетанием птиц по поводу солнечного тепла и высохших перьев. Несколько лунных месяцев мы практически безвылазно сидели в доме под непрекращающуюся барабанную дробь дождя по крыше и листьям. Малыши ругались и дрались. Отец обычно сбегал в свою мастерскую и до поздней ночи мастерил инструменты, на заказ или без. Мы с матерью перестали ссориться. Мы молчали. Молча делали повседневные дела, молча ткали сны, чему она продолжала меня учить. Однако я больше ничему у нее не училась. Она об этом знала, и я знала, но мы продолжали делать вид. Так что мы сидели и ткали сны для отца или тех немногочисленных клиентов, которые, презрев дождь, приходили по скользким висячим мосткам и просили мать об ее услугах. И я делала, как она хотела, но механически и безжизненно. Мать надеялась, что ткачество снов сблизит нас, но вместо этого мы все больше отдалялись друг от друга.

Над своим спальным местом я повесила ловцов снов. Мать посмотрела на них недовольными глазами, поджав губы, но ничего не сказала. Ловцы снов держали на расстоянии некоторые сны, но с самыми мощными не справлялись. Так что я упражнялась. Долгими ночами, лежа без сна в своей кровати, я пыталась сопротивляться. Цепляться за то, кто я, где проходят мои границы, укреплять их против навязчивых снов, постоянно стремящихся проникнуть в меня. Со временем у меня стало получаться все лучше и лучше. Бабушка подарила мне талисман – ожерелье из фруктовых косточек, которое я носила, не снимая. Когда я не знала, где сон, а где – реальность, я нащупывала его пальцами. Форма каждой косточки была мне знакома. Если рука моя не находила ожерелья, если косточки имели другую форму и размеры, я знала: то, что я вижу, – сон. К тому же я научилась выползать из сна. Лучше всего это удавалось с простыми маленькими снами. С кошмарами все обстояло куда сложнее.