– Знала бы ты, какая умница наша Иззи. Она единственная, с кем Кит соглашается говорить. Только между нами: это очень расстраивает Селию. Я думала, может, пример Билли хоть как-то поможет Киту. Где там! Почти сразу дал ему от ворот поворот. А у старины Билли свадьба на носу. Знаешь, наверное.
– Да, и это так здорово, – сказала Барти. – Я очень счастлива за них. Джоан – замечательная девушка. Она по-настоящему любит Билли… Ну что, сделаю еще одну попытку пообщаться с Китом. А потом мне надо уезжать. К вечеру я должна быть в части.
– Нравится армейская жизнь? Бекенхем тебе черной завистью завидует.
– Очень нравится. Я просто в абсолютном восторге, – сказала Барти, припоминая лексикон близняшек.
Бой прислал новое письмо: такое же холодное и отстраненное. Он писал, что получает непродолжительный отпуск, после чего его полк будет передислоцирован. Обстоятельства могут сложиться так, что он в течение длительного времени не сможет получать отпуск и приезжать, поэтому он обязательно хочет повидать детей. И вновь он просил Венецию позволить ему пообщаться с ними без нее, надеясь на ее понимание. По рассказам Генри и Ру, он понял, что она очень редко бывает в Эшингеме, поэтому для нее не составит труда выполнить его просьбу. Поскольку дом на Беркли-сквер теперь закрыт, Бой предполагал остановиться у своего лондонского друга. «Представляю, какого пола его друг!» – горестно сетовала Венеция Адели. Далее он писал, что уехать ему придется еще до Рождества, а потому подарки детям он пришлет на Чейни-уок. Наверное, ее не обременит отвезти их затем в Эшингем.
И больше – ни слова.
Венеция встала, держась рукой за ноющую спину. Слава богу, что у нее есть работа, позволяющая отвлечься. Иначе она бы совсем рехнулась.
Военные будни Барти, как ни странно, оставляли достаточно времени для развлечений. В ближайшем к части городке субботними вечерами устраивались очень даже недурные танцы. Поначалу она – да и не только она – испытала некоторый шок. За это время Барти привыкла, что ее окружают люди в форме. У себя в части они тоже танцевали, и это выглядело вполне нормально. Здесь же «девушки цвета хаки» в некрасивых туфлях и толстых чулках рисковали остаться неприглашенными. Так оно и было. Защитницы Англии сидели в ряд и с завистью поглядывали на местных девиц, принаряженных и с тщательно завитыми локонами. Бросив на них презрительный взгляд, Парфитт окрестила их «курицами недорезанными».
Выпив по несколько порций в баре, Барти и Парфитт уже собирались сесть на ближайший автобус и ехать обратно в казарму, когда к Парфитт подошел молодой офицер.
– Вы позволите вас пригласить? – поклонившись, спросил он.
– Приглашайте. Мне не жалко, – со свойственной ей прямотой ответила Парфитт и довольно неуклюже закружилась с ним в вальсе, то и дело подмигивая боевым подругам.
Барти с завистью наблюдала за ней. Офицер был довольно симпатичным и явно не для Парфитт.
– Эй, Миллер, просыпайся! – раздался у нее над ухом голос Парфитт. – Я тебе кавалера привела. Сказала ему, что ты для него больше годишься, чем я. Давай не дрейфь. – Барти засмеялась и покачала головой, но Парфитт не отставала: – Я тебе правду говорю. Он признался, что хотел бы поговорить с тобой. Признавались? – довольно агрессивно спросила она и ткнула офицера под ребра.
– Я… Да. Конечно, если вы не возражаете, мисс…
– Миллер, – представилась Барти. – Я совсем не возражаю.
Чем больше она вглядывалась в офицера, тем больше улавливала в нем сходство с киноактером Кэри Грантом.
Его часть находилась поблизости. Он занимался обучением десантников. Был совсем молод: от силы тридцать лет. Однако о себе он сказал так:
– Знаете, я родился человеком среднего возраста. – Сказано это было с оттенком извинения. – Люди всегда думают, что я гораздо старше… Джон Маннингс. Простите, что не представился сразу.
– И чем же вы занимались, Джон Маннингс, до того, как стали… – Барти сосчитала звездочки на его погонах, – лейтенантом.
– Адвокатом. Вполне подходящая профессия для зануды средних лет.
– Приятно слышать, что вы не бухгалтер, – весело ответила Барти.
Маннингс улыбнулся. У него была очень приятная улыбка.
Оркестр заиграл «You are My Sunshine».
– Мне очень нравится эта песня.
– Вы потрясающе танцуете, – сказал он, снова утыкаясь глазами в свои ноги.
– Спасибо за комплимент. Вы тоже неплохо танцуете. Кстати, вы знаете, как начиналась карьера Фреда Астера?
– Нет.
– Когда он впервые пришел попробовать себя в кино, то не умел двигаться перед кинокамерой, не умел петь, но умел немножко танцевать. И только посмотрите на него сейчас. Вы могли бы его превзойти.
– Попробую. А вы согласитесь быть моей Джинджер? [74]
– С удовольствием.
Они танцевали еще несколько раз. Барти проникалась все большей симпатией к этому адвокату, ставшему лейтенантом. Он был очень обаятельным, очень штатским. Откровенно признавался, что терпеть не может армейскую жизнь.
– Но ведь нам пришлось этим заняться.
– Да, – согласилась Барти. – А мне в армии очень нравится.
– Быть такого не может.