Напиток жизни и смерти. Мистерия Мёда и Хмеля

«39. К асам на тингТор возвратился,котел он принесХюмира турса,и асы теперькаждую зимудосыта пилипиво у Эгира».

М. Элиаде справедливо отмечает: «Вода обладает магической силой; котлы, котелки, чаши – суть вместилища этой магической силы, символом которой часто является какая-нибудь божественная жидкость, вроде амбросии или “живой воды”. Они наделяют бессмертием или вечной молодостью или же преображают владельца в героя или бога и т. д.» (Элиаде, 1999).

Невозможно в очередной раз не подчеркнуть прямое смысловое и фонемическое сходство имени скандинавского бога Браги и русского «брага». «На том пиру я был, мёд да брагу пил. По усам текло, а в рот не попало». «Бражники» означает не столько «собутыльники», сколько «весёлые люди, поющие за выпивкой». И поэзия, мёд скальдов, попадает, конечно, в уши, а не в рот. Пить мёд и брагу (пиво) может также означать «слушать, раскрыв рот, складный героический рассказ, который в устах побывавшего на пиру станет затем сказкой» (Гаврилов, 1997, с. 195–201).

Кстати, об архаичности описанного мифа свидетельствует такое наблюдение Фрезера: «Возможность использовать плевки в магических целях делает слюну – вместе с кровью или обрезками ногтей – материалом, пригодным для скрепления соглашений: обмениваясь слюной, договаривающиеся стороны дают друг другу залог верности. Если одна из сторон впоследствии нарушит взятое на себя обязательство, другая может наказать ее за вероломство, магически воздействуя на слюну клятвопреступника, находящуюся в ее распоряжении» (Фрезер, 1980).

Валькирия с рогом (Скёгуль?). Средневековый скандинавский женский амулет из золота (Стокгольмский музей)

Cовместное распитие напитков из общего кубка, братины, рога, то есть «смешение слюны» всех сидящих за столом, в сущности, символически означает негласное заключение договора между ними.

Поскольку же в условиях праздничного ритуала жертвенную пищу и питьё, как принято считать, разделяют с людьми и боги, то такая совместная трапеза и возлияние могут быть расценены как способ закрепления своего рода договора.

В разных песнях Старшей Эдды встречаются упоминания об употреблении мёда разными богами:

«Чего тебе надо? Зачем пытаешь? Я знаю, Один, где твой заложен глаз – у Мимира в чистом источнике пьет мудрый Мимир мед ежеутренне с Одинова заклада.Ещё мне вещать? Или хватит?»(«Прорицание вёльвы», 28–29, пер. В. Тихомирова).«Химинбьерг – Небогорье —осьмой двор, где Хеймдалльизвестно, храмами правит;в хоромине ухоженнойбожий страж веселый

пьет свой добрый мед»(«Речи Гримнира», 13, пер. В. Тихомирова).«Девять песен узнал я [Один]от сына Бёльторна,Бестли отца, меду отведал великолепного, что в Одрерир налит»(«Речи Высокого», 140, пер. А. Корсуна).

«Есть среди обилищ много хороших и много дурных. Лучше всего жить в Гимле, на небесах. Добрые напитки достанутся и тем, кто вкушает блаженство в чертоге по прозванию Бримир. Он стоит на Окольнире», – повествует Снорри Стурлуссон в Младшей Эдде о посмертной судьбе «праведных» людей.

Заметим, что Эдды, свидетельствуя о божественном происхождении опьяняющих напитков, тем не менее, разделяют питие как священнодействие и пьянство.

В «Речах Высокого» от имени Одина неоднократно звучит предостережение тем, кто злоупотребляет хмельным напитком (Старшая Эдда, 1975):

«11

Нету в путидрагоценней ноши,чем мудрость житейская,

хуже нельзяв путь запастись,чем пивом опиться.

12

Меньше от пивапользы бывает,чем думают многие;чем больше ты пьешь,тем меньше покорентвой разум тебе.

14

Пьяным я был,слишком напилсяу мудрого Фьялара;но лучшее в пиве —что хмель от него

исчезает бесследно.

19

Пей на пиру,но меру блюдии дельно беседуй;не прослывешьмеж людей неучтивым,коль спать рано ляжешь.

137

Советы мои,Лоддфафнир, слушай,на пользу их примешь,коль ты их поймешь:если ты захмелел —землей исцелишься,ведь землей лечат хмель,а пламенем – хвори…»