Наполеон

Она не заплакала, как заплакала бы Мария, — её слишком хорошо готовили к подобной ситуации. Она с покорностью приняла свою судьбу, но, будучи невестой, в огромную карету вошла с ужасом. Единственным её утешением стало удивительное приданое, которое этот монстр ей прислал: двадцать дюжин сорочек из батиста, вышитых и отороченных кружевом, двадцать четыре дюжины носовых платков, двадцать четыре лифчика, тридцать шесть нижних юбок, двадцать четыре ночных чепца, головные повязки, ночные блузки, пеньюары, подушечки для иголок и булавок, полотенца, постельное бельё, кружева и алансонская шаль в три тысячи франков. А ещё — много платьев: одно — расшитое золотом и серебром, другое — розовым тюлем и третье — светлыми кружевами; а также три дорогих английских платья и шестьдесят четыре платья от мадам Леви. Кроме того, она получила семнадцать кашмирских шалей, двенадцать дюжин пар чулок и шестьдесят четыре пары туфель и ботинок на шнурках, любых цветов и из всевозможных материалов. Все они были сделаны в соответствии с размерами, присланными из Вены. Они были так малы, что Наполеон, рассматривая их, не мог поверить своим глазам. «Чудовище» осмотрело каждый из предметов туалета, и они были упакованы в его присутствии.

Наполеон чрезмерно заботился о своей внешности в надежде понравиться высокородной невесте. Его сестра Полина придумала для него дворцовое платье — такое тяжёлое от украшений, что он с трудом мог его носить. Новому сапожнику были заказаны прекрасные новые туфли. Он взял несколько уроков вальса, после которых испытывал головокружение. Двор был восхищен всем этим.

Где бы невеста ни останавливалась на ночь, её всюду встречали камергеры и посланники с письмами, ей преподносили цветы и другие подарки. Вся программа была разработана тщательно. Наполеон и его семья должны были торжественно встретить невесту 28 марта в Компьени. Войска, шатры, мэры и члены советов — всё было готово. Но вдруг, подобно пылкому юнцу, император потерял терпение. За день до назначенного срока он надел старое платье, вскочил на лошадь и вместе с Мюратом, в дождь, отправился встречать свою даму. Он обнаружил её карету в Курселле, где ожидалась замена восьми лошадей. Промокший до нитки, он вошёл в карету, представился и обнял трепещущую невесту.

— Вы очаровательны, — сказал он. — Вы устали? У вас достаточно пледов?

Далее они ехали вместе. Без остановок они добрались до Компьени, проскочили мимо мэров, стоящих на помостах с готовыми речами в руках, мимо напуганных девушек с букетами цветов, мимо удивлённых членов советов и деревенских жителей, одетых во всё самое лучшее, мимо расстроенных поваров, солдат и жителей Суассона, где кортеж должен был остановиться на ночь. В Компьени они приехали уже ночью, незадолго перед рассветом. Вся программа рухнула. Представление невесты членам семьи было скомкано, так как Наполеон прервал приветственные речи и повёл Марию-Луизу в её комнату, где и остался сам. В конце концов, с гражданской точки зрения, их брак уже состоялся. Официальные церемонии были ему неинтересны, поскольку назавтра его могли убить. Утром он заказал завтрак на двоих.

Мария с нежностью улыбнулась, вспоминая эту историю. Теперь она почти с материнской снисходительностью относилась к безумным выходкам Наполеона.

Он никогда не забывал, никогда не прекращал любить свою первую Марию. Но теперь он стал внимательным, верным и даже преданным мужем второй Марии — Марии-Луизы. Испуганного ребёнка осыпали драгоценностями. Будучи здоровой и уравновешенной девушкой, она вскоре забыла все свои страхи и, так как в родительском доме вела строгий образ жизни, теперь наслаждалась положением императрицы. Платья, бриллианты, диадемы — все богатства Парижа были к её услугам. Наполеон лично руководил обустройством её комнат — всё было отделано по-новому, чтобы не осталось никаких следов Жозефины. В каком бы из дворцов она ни находилась, в нем непременно присутствовали все мелочи её туалета, чтобы она всегда могла чувствовать себя дома.

Императрица была щедрой, и теперь у неё появилась возможность осыпать дорогими подарками своих родителей, сестёр, братьев и немногочисленных друзей в Вене. Наполеон ей в этом не препятствовал.

Дома она никогда не совершала выходов в свет, чтобы посмотреть пьесу или послушать музыку. Теперь она могла слушать и смотреть что ей захочется. Они ходили вместе в театр, либо актёры выступали во дворце. Суровые правила поведения сохранялись, однако сейчас она могла потребовать всё, что не противоречило этикету: щенков, редких птичек, учителей музыки и рисования.

Через три месяца подобного существования Мария-Луиза крайне удивила Меттерниха[42] следующим высказыванием:

   — Я не боюсь Наполеона, но мне кажется, что он боится меня.