Наполеон Бонапарт

Мы подошли, наконец, к его главной всепоглощающей страсти, которая вместе с его врожденными инстинктами, с его воспитанием и мировоззрением вырыла глубокую внутреннюю пропасть, поглотившую все великолепное сооружение его судьбы. Я говорю о его честолюбии. Вот его главный душевный двигатель и неизменная сущность его воли столь органически присущая ему, что он не отделяет ее от самого себя и порою, перестает ее даже сознавать в себе. «У меня, говорит он как-то Редереру ²), нет честолюбия»; но потом, спохватившись, продолжает: «а если и есть, то оно так свойственно мне и присуще, так тесно со мною связано, как нечто врожденное, как кровь, которая течет у меня в жилах, или как воздух, которым я дышу».

Углубляясь еще больше, он сопоставляет это доминирующее свойство свое с тем бурным, непреодолимым и безотчетным чувством, которое приводит в движение все струны человеческой души от ее высочайших духовных вершин и вплоть до ее низших органических основ, с тем всеобъемлющим содроганием, которое потрясает весь животный и духовный мир, с тем острым и мучительным порывом, который называется любовью. «Я знаю только одну страсть ³), одну любовницу, это Франция; я сплю с ней; она при мне неотлучно; она не щадит для меня ни своей крови, ни своих сокровищ; если мне нужны 500.000 человек, она мне их

___________

¹) Почти все ошибки в его расчетах вызваны этим пробелом, вместе с безмерностью его творческой фантазии. — Сравните

de Pradt, стр. 94: «Император — весь система, весь иллюзия, что и не может быть иначе, когда человек — весь воображение. Тот, кто следил за ходом его деятельности, видел, как он создавал поочередно воображаемую Испанию, воображаемый католицизм, воображаемую Англию, воображаемые финансы, воображаемую аристократию, мало того, воображаемую Францию и, наконец, за последнее время, и воображаемый конгресс».

²) Roederer, III, 495 (8 марта 1804).

³) Roederer, III, 537 (11 февраля 1889).

71

дает беспрекословно. И пусть никто не пытается встать между ним и ею: брат Иосиф не смет рассчитывать ни на какое место в этой новой Империи, даже в будущем, и даже на самое второстепенное; пусть не претендует ни на какие братские права ¹). Это значит затронуть мое больное место. Он это позволил себе; ничто не изгладит этого из моей памяти. Так отнесся бы страстный любовник, если бы кто сказал ему, что обладал его любовницей, или же рассчитывает добиться у нее успеха. Моя любовница — это моя власть. Я приобрел ее слишком дорогою ценою, чтобы уступить ее другому, или даже допустить какие бы то ни было притязания на нее».

Это честолюбие, ненасытное, ревнивое, негодующее при одной мысли о сопернике, не признает также и никаких границ для себя. Как бы ни была чудовищна достигнутая им власть, он всегда жаждет еще большего; после самого обильного торжества он никогда не чувствует себя удовлетворенным. На другой день после коронации, он говорит Декрэ ²): «Я слишком поздно явился на свет; нельзя больше сделать ничего великого. Моя карьера блестяща, я не отрицаю; мне удалось пробить себе прекрасную дорогу; но какая разница по сравнению с античным Миром! Взгляните на Александра: когда он после завоевания Азии объявил себя сыном Юпитера, то кроме Олимпиады, которая знала, чего ей держаться, кроме Аристотеля да нескольких афинских педантов, весь Восток поверил ему. Ну, а если бы я вздумал провозгласить себя сегодня сыном Отца Всевышнего и заявил бы, что хочу воздать ему хвалу и благодарение за это звание, так не нашлось бы ни одной торговки, которая бы не высмеяла меня в глаза при первом же моем появлении. Народы слишком просвещены в наше время; нечего больше делать».

Однако же и эта высшая, обособленная область, которую двадцать веков цивилизации хранят неприкосновенно, не избегла его хищных замыслов; и здесь он старается захватить побольше, путем обхода, налагать свою тяжелую руку на церковь и затем на папу; и здесь, как и всюду, он берет все, что может взять.

В его глазах ничего не может быть проще: это его право, потому что он один только на это способен. «Мои итальянские

__________

¹

) Там же, III, 514 (4 ноября 1804).

²) Marmont, I), 242.

народности должны меня знать настолько, чтобы никогда не забывать о том, что один мой мизинец знает больше, чем все их головы взятые вместе ¹)». По сравнению с ним, все они просто дети, несовершеннолетие, также и французы и все остальное человечество.