Наполеон. Годы изгнания

21 июня в 5.30 утра император прибыл в Елисейский дворец. На лестнице дворца его приветствовал герцог Виченцский (Коленкур), которому император мог излить всю печаль своего сердца и продемонстрировать всю силу своего духа. Император вызвал графа де Лавалетта, который незамедлительно прибыл. Император еще со времени битвы не снимал сапог, и офицеры, так же как и он сам, находились в состоянии крайнего изнеможения. Я спросил, не хочет ли Его Величество, чтобы ему приготовили ванну. Император ответил, что она ему необходима, чтобы освежиться. Париж, который погрузился в сон, охваченный энтузиазмом в связи с победой при Линьи, не мог понять этого неожиданного возвращения императора. Когда прибыл бюллетень с сообщением о Ватерлоо, слово «измена» стало повторяться из уст в уста. Бюллетень, как только его содержание стало известным в Париже, вызвал всеобщее возбуждение. Проявления чувства гнева, которые, как считал император, он сможет приглушить, добившись победы на поле сражения, возобновились с новой силой и с необыкновенной яростью против императора, когда он вернулся в Париж.

После того как ванна была готова, император принял ее. Герцог Виченцский (Коленкур) и граф де Лавалетт сопровождали императора в ванную комнату. Усаживаясь в ванну, император дал распоряжение герцогу Виченцскому собрать совет министров и вынести выговоры маршалам Нею и Груши за то, что те не выполнили приказов императора, которые они должны были обязательно получить. Император заявил: «Ну что за странная игра судьбы, когда я трижды был свидетелем того, как гарантированный триумф Франции проскальзывает сквозь мои пальцы: если бы не дезертирство предателя, я бы уничтожил врага в начале кампании, я бы разгромил его при Линьи, если бы левый фланг выполнил свой долг и разгромил бы его при Ватерлоо, если бы правый фланг выполнил положенный ему долг. Ну что ж, не все потеряно. После великих подвигов армию охватила паника. Я намерен представить палатам точный отчет обо всем, что произошло, и я надеюсь, что присутствие врага на французской земле восстановит чувство долга у депутатов и что моя честность объединит их вокруг меня».

При первом же слухе о прибытии императора барон де Меневаль поспешил в Елисейский дворец; его привели к императору, когда тот собирался вернуться в спальную комнату. Я думал, что император, как обычно, после ванны ляжет в постель, но он заявил, что намерен одеться и побриться. В тот же момент появились принцы Жозеф и Люсьен. Император поговорил с ними о предшествовавших этой встрече событиях. Принц Люсьен сообщил императору, что, как только стало известно о наших бедах, люди пришли в сильное волнение и что можно ожидать самого худшего от дискуссий депутатов из-за враждебного отношения к императору со стороны некоторых из них. Император ответил: «Среди них вы не должны сбрасывать со счетов Лафайетта: он не упустит случая, чтобы восстановить народ против меня. Они воображают, что союзникам нужна только моя голова, и не понимают, что, расставаясь со мной, они потеряют Францию».

Императору доложили, что совет министров собрался. Император вошел в зал заседаний в сопровождении принцев Жозефа и Люсьена. Мне рассказали, что на лицах некоторых министров можно было легко заметить чувства испуга, страха и уныния, овладевшие этим советом, на заседаниях которого обсуждались такие важные дела. Была упомянута необходимость отречения императора от престола в пользу Римского короля. Желая превыше всего спасти Францию и зная о мятежной атмосфере, царившей в палате, император не исключил возможности своего согласия с предложением об его отречении; но все еще уверенный в патриотизме многих членов палаты, он направил сначала в палату в качестве своих представителей принца Люсьена и министров Карно, Фуше, Коленкура и Даву, которые покинули Елисейский дворец в 3 часа дня. Император заявил: «Идите, скажите им об интересах Франции, которые должны быть дороги всем представителям палаты; когда вы вернетесь, я сделаю свой выбор, который мне диктует мой долг».

Принц Люсьен, которому было поручено сделать обзор событий и дать оценку результатов битвы, обратился к палате с призывом об оказании помощи для принятия мер, необходимых в это опасное время. Палата, казалось, поддалась обаянию красноречия этого оратора, когда Лафайетт сумел внести разлад в настроение депутатов до такой степени, что на палату более уже нельзя было рассчитывать. Охваченный благородным негодованием против депутатов палаты, враждебно настроенных к императору, принц Люсьен убеждал императора в соответствии с законом распустить палату. Император не сделал этого, но был возмущен проявленным депутатами оскорбительным поведением по отношению к главе государства.