В глухих местах, подвалах и по окраинам города было перебито немало неприятельских солдат: по освобождении Москвы их находили зарытыми в садах, огородах и брошенными на дно колодцев. По рассказу одного воспитанника духовного училища, он „прислуживал в доме на окраине города, где жил отряд неприятельских гусар. Раз вечером он заметил, что кто-то, то пригибаясь, то приподнимаясь, смотрел в освещенные окна. Он окрикнул и спросил: что ты высматриваешь? Незнакомец отскочил от окна, подошел и, узнав о горькой участи семьи малого, отвел его в глубь сада, где показал под сермягою казацкую форму. Он расспросил мальчика, сколько именно живет в доме гусаров, в которой комнате они спят, где хранится их оружие, где стоят лошади, и пригрозил не болтать. Через день суматоха ранним утром разбудила мальчика – гусары были все перебиты. Много было подобных случаев, – французам недаром виделись везде проклятые казаки“.
В общем положение неприятеля в городе стало принимать тревожный оборот. Прокламации к жителям с восхвалением мудрости, милосердия и великодушия Наполеона и приглашением, возвратившись в свои дома, мирно предаться прежним занятиям – не имели никакого действия: кто мог бежать, скрывался из Москвы и в последние дни. Вступить в торговые отношения с окрестными жителями, как сказано, не удалось отчасти из-за недостатка дисциплины и безопасности в городе, отчасти из-за того, что само общество крестьян стало очень строго относиться к тем из них, что пробовали завязывать эти сношения, – их стали наказывать смертью, как изменников родине и царю».
Ранее мы уже отмечали, что на первых порах Великая Армия была встречена в русских землях довольно благожелательно. Правда, французы сами сокрушили напрочь возможность установления «добрососедских» отношений – уж очень они были ошеломлены величием и необъятностью страны, которую вознамерились покорить; и уж совсем их ставило в тупик то обстоятельство, что о привычном ведении войны в данном случае не могло быть и речи!
Когда Москва оказалась в руках французов, там все пошло в обратном порядке. Поначалу, когда пошли пожары и воцарился повсюду ужасный хаос, ни о каком сближении с захватчиками никто даже не помышлял. Однако, как только положение отчасти стабилизировалось, некоторые из москвичей выказали себя не такими уж и трепетными патриотами своего отечества; впрочем, повела себя таким пакостным образом большей части торговая братия – что, согласитесь, не очень и удивляет. Ведь на Руси понятия чести и торговли совершенно чужды друг другу!
У Василия Верещагина, собственно, так и сказано:
«Измены со стороны русских в Москве было сравнительно немного, а от дворян совсем мало: кроме шталмейстера Загряжского, умышленно оставшегося в городе, угождавшего французам, особенно другу будто бы своему, Коленкуру, и часто бывшего в своем шитом мундире у Наполеона, можно назвать Самсонова, прислуживавшего Даву, и еще разве очень немногих.