Наполеоновские войны

Уже доказано, что при вступлении в 1803 г. в войну Британией не руководили ни идеологические, ни экономические мотивы. Политические изменения во Франции её не интересовали, от дела роялистской контрреволюции быстро отказались, и вопрос реставрации остался открытым — хотя война за рынки сбыта и колонии, которую она теперь возобновила, была, само собой, хорошим ударом по Франции, но и только. Британию интересовали вопросы безопасности в Европе и во всём мире[50]

, администрация Аддингтона была убеждена, что война — единственное средство её обеспечения. Для достижения своих целей Британия нуждалась в поддержке партнёров на континенте, а вот её-то она и не смогла получить, так как остальные державы убаюкивали себя надеждой мирного сосуществования с Наполеоном. Во-первых, не стоило начинать крестовый поход а la 1793 г., так как Наполеон не вызывал ужаса, а восстановление Первым консулом такой привычной монархической формы правления и успокаивающая внутренняя политика миротворца создали ему репутацию человека надёжного. Так, Пауль Шредер справедливо полагал, что дипломатия придала ему вид

«нормального, лишённого ореола таинственности политика… который ведёт игру по всем правилам, правда, гораздо безжалостнее и успешнее, чем большинство других»

[51]. Во-вторых, к тому времени почти не осталось симпатий к Британии: причиной послужили не только casus belli, из-за которого она якобы вступила в войну, — удержание Мальты — его расценили как притянутый за уши, но и подстроенная Наполеоном в нужный момент инсценировка примирения, позволившая разглядеть её агрессивную сущность. В-третьих, в 1803 г. все великие державы были настроены, в основном, миролюбиво: либо не хотели воевать, особенно с Наполеоном, либо не считали, что это хоть в малейшей степени затрагивает их интересы.

Что касается последнего, то многому суждено было измениться (следует отметить, что идея низвержения Наполеона как одна из целей войны успеха не имела до самого её конца и вплоть до битвы при Ватерлоо 1815 г. среди прусских генералов царило сильное недоверие в отношении к британцам). Однако прежде чем ответить на вопрос, каким образом война стала всеобщей, необходимо обратить внимание на положение в Европе к 1803 г. Начнём с Наполеона и его союзников. После революции Франция обрела огромную мощь. Имея население 29.000.000 человек, она в этом отношении уступала только России и, безусловно, была самым передовым государством континентальной Европы. Хотя политический паралич и повсеместные волнения при Директории много сделали для того, чтобы свести на нет её превосходство, Наполеон, как мы ещё увидим, положил конец этим беспорядкам и теперь находился в благоприятном положении, получив в своё распоряжение весьма значительные финансовые и людские ресурсы. Тем временем, целиком используя военные достижения старого режима и Революции, он создавал армию, которая по размеру и качеству почти не имела себе равных: в самом деле, она состояла из 265 пехотных батальонов, 322 кавалерийских эскадронов и 202 батарей и насчитывала примерно 300.000 человек[52]. В то же время в отличие от других у Наполеона не было сложностей с пополнением и резервом, поскольку теоретически всё мужское население было пригодно к военной службе. Наконец, хотя на море положение Франции и было довольно уязвимым — в 1803 г. у Наполеона было в строю всего 23 линейных корабля, — её судостроительный потенциал без труда сравнялся с британским, а суда имели более современную конструкцию. Короче говоря, взявшись за реализацию программы перевооружения военно-морского флота, Наполеон мог рассчитывать в течение определённого срока существенно укрепить свои позиции и здесь.