Она наконец открыла глаза и посмотрела на меня.
– Мне надо идти, – тихо сказал я. – Я могу потом еще вернуться?
Она кивнула.
– Я буду тут. У меня сегодня выходной. – Она послала мне воздушный поцелуй. – Я потом поцелую тебя как следует, но сперва я хочу почистить зубы.
Я рассмеялся и поцеловал ее в щеку. Прежде чем подняться, мы обменялись быстрыми взглядами, и у меня возникло чувство, что она думает о чем-то, чего не хочет говорить вслух. Я поглядел на нее, ожидая, что она что-то скажет, но она молчала, и я снова поцеловал ее в губы
– Я вернусь днем.
Я слишком долго возился. Когда я подъехал к дому, Диэм и Грейс уже встали и были у себя во дворе. Диэм увидала меня раньше всех и побежала через улицу, пока я сворачивал во двор и выключал мотор.
Я распахнул дверцу, подхватил ее и поцеловал в макушку, а она обхватила меня и стиснула за шею. Богом клянусь, на свете нет ничего даже близко похожего на объятия этой девочки.
Ну разве что объятия ее матери могут подойти довольно близко.
Грейс вошла в мой двор через несколько секунд. Она хитровато взглянула на меня, как будто знала, где я провел ночь. Может, она и думает, что знает, но если бы она на самом деле могла догадаться, то смотрела бы на меня не так.
– Похоже, тебе не удалось особо поспать, – сказала она.
– Я отлично выспался. Выброси это из головы.
Грейс рассмеялась и дернула Диэм за косичку.
– Ну что ж, ты как раз вовремя. Она хотела попрощаться с тобой перед отъездом.
Диэм снова обняла меня.
– Не забывай меня, – сказала она, отпуская руки, чтобы я мог спустить ее на землю.
– Ди, тебя не будет всего одну ночь. Как я могу тебя позабыть?
Диэм потерла лицо руками.
– Ну, ты старый, а старые люди все забывают.
– Я не старый, – ответил я. – Грейс, погоди немного. – Я отпер свою дверь, зашел в кухню и взял цветы, которые купил для нее еще вчера. Я никогда не пропускал ни День матери, ни День отца, чтобы не купить что-нибудь для нее или Патрика.
Она всю жизнь была мне как мать, и я покупал бы ей цветы, даже если бы Скотти был жив.
– С Днем матери, – вручил я ей цветы. Она удивилась, обрадовалась и обняла меня, но я не расслышал ее благодарностей сквозь удар раскаяния, охвативший меня в этот момент.
– Надо до отъезда поставить их в воду, – сказала Грейс. – Не хочешь пока посадить Диэм в машину?
Взяв Диэм за руку, я повел ее через улицу. Патрик уже ждал в машине. Грейс понесла цветы в дом, а я открыл заднюю дверцу и посадил Диэм в ее кресло.
– А что такое День матери? – спросила она.
– Это праздник, – кратко объяснил я, но мы с Патриком переглянулись.
– Я знаю. Но почему ты и НоНо дарите Нане цветы в день матери? Ведь ты говорил, что твоя мама – Робин?
– Моя мама – Робин, – сказал я. – А твоя бабушка Ландри – мама НоНо. И поэтому вы едете сегодня к ней в гости. Но в День матери ты покупаешь цветы всем матерям, которых любишь, даже если это не твоя мама.
Диэм сморщила нос.
– А я должна подарить цветы
Патрик наконец-то вмешался:
– Но мы с тобой вчера подарили Нане цветы, разве ты не помнишь?
Диэм покачала головой.
– Нет, я говорю о своей маме, которой
Мы с Патриком снова переглянулись. Я уверен, он решил, что выражение боли на моем лице вызвано неловкими вопросами Диэм. Я поцеловал ее в лоб, и тут к машине вернулась Грейс.
– Твоя мама получит цветы, – сказал я Диэм. – Я тебя люблю. Передавай привет бабушке Ландри.
Диэм улыбнулась и похлопала меня по щеке своей крошечной ручкой.
– Хорошего Дня матери, Леджер!
Я отошел от машины и пожелал им хорошей дороги. Но, глядя им вслед, я чувствовал тяжесть на сердце, потому что слова Диэм проникали в меня все глубже.
Она начинает задумываться о своей матери. Начинает беспокоиться. И даже если Патрик решил, что я просто успокаивал ее, обещая, что ее мать получит цветы, я на самом деле пообещал. И не нарушу этого обещания.
Сама мысль о том, что Кенна проведет этот день и никто даже не будет знать о ее материнстве, да и вся эта ситуация вызывали во мне все большую злость.
Иногда мне хотелось напрямую обвинить в этом Грейс и Патрика, но это тоже нечестно. То, что они делают, необходимо им, чтобы выжить.
Мы имеем то, что имеем. Жуткая ситуация, в которой некого винить. Мы все – лишь кучка несчастных людей, которые делают все, что могут, чтобы дожить до следующего дня. Некоторым из нас хуже, чем другим. Некоторые могут простить других с большей готовностью.
Таить злобу тяжело, но для людей, которым больнее всех, простить, наверное, еще тяжелее.