Напоминание о нем

Через несколько часов я подъехал к дому Кенны и на полпути к лестнице заметил ее. Она вытирала стол, который я одолжил ей. Она тоже увидела меня. При виде цветов у меня в руках она замерла. Я подошел к ней, но она продолжала смотреть на цветы. Я вручил их ей.

– С Днем матери. Я заранее поставил цветы в вазу, потому что не был уверен, что у нее дома найдется ваза.

Глядя на выражение ее лица, я испугался, что, может быть, не стоило покупать ей цветы. Может быть, ей неприятно отмечать День матери до того, как она хотя бы увидит своего ребенка. Не знаю, мне показалось, что я должен был как-то лучше продумать все это.

Она взяла их у меня так осторожно и неуверенно, словно ей никогда раньше ничего не дарили. Потом посмотрела на меня и очень тихо сказала:

– Спасибо. – И это прозвучало искренне. То, как ее глаза немедленно наполнились слезами, убедило меня, что я все сделал правильно.

– Как прошел ланч?

Она улыбнулась.

– Весело. Нам было весело. – Она кивнула головой в сторону своей квартиры. – Не хочешь зайти?

Я поднялся вслед за ней по ступенькам. Когда мы оказались в квартире, она долила в вазу немного воды и поставила ее на стол. Поправляя букет, она спросила:

– Что ты сегодня делаешь?

Я хотел сказать: «То же, что и ты», – но не знал, в каком она настроении после прошлой ночи. Иногда сначала все кажется прекрасно, но потом, когда пройдет несколько часов, радость может перейти в нечто совершенно иное.

– Я собираюсь поехать в новый дом, немного поработать с полами. Патрик и Грейс повезли Диэм к его матери, так что их до завтра дома не будет.

Сегодня Кенна надела розовую блузку, которая казалась совсем новой, и длинную белую развевающуюся юбку. Я никогда не видел ее ни в чем, кроме джинсов и майки, но в этой блузке у нее даже был крошечный намек на декольте. Я изо всех сил старался не пялиться на него, но, черт возьми, это было непросто. Мы немного помолчали. Потом я сказал:

– Хочешь поехать со мной?

Она неуверенно взглянула на меня.

– А ты хочешь, чтобы я поехала?

Я понял, что ее неуверенность может объясняться не тем, что она сама о чем-то сожалеет, а тем, что боится, не сожалею ли я.

– Ну конечно. – Услышав уверенность в моем голосе, она улыбнулась, и эта ее улыбка разрушила разделявшую нас стену. Я прижал ее к себе и поцеловал. Как только мои губы коснулись ее, она заметно расслабилась.

Мне было так неприятно, что из-за меня она хоть на секунду усомнилась в себе. Я должен был поцеловать сразу, отдав ей цветы.

– А мы можем по дороге купить мороженое? – спросила она.

Я кивнул.

– А карточка у тебя с собой? – поддразнила она меня.

– Я никогда не выхожу без нее из дому.

Она рассмеялась, взяла свою сумку и погладила Иви на прощание.

Спустившись вниз, мы с Кенной сложили стол и стулья и загрузили их в кузов грузовика. Вышло очень удачно, потому что я все равно собирался как-нибудь перевезти в новый дом какой-нибудь из столов.

Я как раз нес к машине последние стулья, когда откуда-то появилась Леди Диана. Она встала между нами с Кенной и грузовиком.

– Ты что, уезжаешь с Дебилом? – спросила она у Кенны.

– Можешь перестать называть его дебилом. Его зовут Леджер.

Леди Диана оглядела меня с ног до головы и пробормотала «Дебжер».

Кенна, делая вид, что не слышит, сказала:

– До завтра, увидимся на работе.

Когда мы сели в машину, я рассмеялся.

– Дебжер. Довольно умно.

Пристегивая ремень, Кенна сказала:

– Ну да, она умная и злопамятная. Опасное сочетание.

Я сдал назад, думая, не пора ли отдать ей другой подарок, который я приготовил для нее. Сейчас, когда мы сидели вдвоем в кабине, это выглядело как-то более неловко, чем когда я это придумал. А то, что я провел за этим столько времени с утра, только добавляло неловкости, так что мы отъехали от ее дома уже на пару километров, когда я наконец набрался храбрости и сказал:

– Я кое-что для тебя сделал.

Остановившись на следующем светофоре, я переслал ей ссылку. Ее телефон пискнул, она открыла ссылку и несколько секунд молча смотрела на экран.

– Что это? Плейлист?

– Ага. Я сделал его этим утром. Тут примерно двадцать песен, которые не имеют ни малейшего отношения к тому, что может напомнить тебе о чем-нибудь грустном.

Глядя на экран телефона, она перелистывала песни. Я ждал от нее какой-нибудь реакции, но ее лицо ничего не выражало. Она отвернулась к окну и прикрыла рот рукой, словно скрывая смешок. Я продолжал поглядывать на нее, но наконец уже больше не вытерпел.

– Ты смеешься? Это глупо, да?

Она повернулась ко мне, улыбаясь, но в ее глазах, кажется, сверкали слезы.

– Это совсем не глупо.

Протянувшись через сиденье, она взяла меня за руку и снова отвернулась к окну. Я километров пять старался подавить улыбку. Но потом, на шестом километре, я уже пытался не хмуриться, потому что такая мелочь, как плейлист, не должна вызывать у нее слезы.