. Он велел передать, чтобы ты убила Ланцелота, если это понадобится.
Эльза
(в ужасе). Как?
Генрих
. Ножом. Вот он, этот ножик. Он отравленный…
Эльза
. Я не хочу!
Генрих
. А господин дракон на это велел сказать, что иначе он перебьет всех твоих подруг.
Эльза
. Хорошо. Скажи, что я постараюсь.
Генрих
. А господин дракон на это велел сказать: всякое колебание будет наказано, как ослушание.
Эльза
. Я ненавижу тебя!
Генрих
. А господин дракон на это велел сказать, что умеет награждать верных слуг.
Эльза
. Ланцелот убьет твоего дракона!
Генрих
. А на это господин дракон велел сказать: посмотрим!”
Особая унизительность этого диалога для Эльзы состоит в том, что разговаривать ей приходится не с главным противником, господином драконом
, а с его жалким посыльным, и, конечно, в том, что ее реплики оказываются угаданными заранее. Кстати, обидное дублирование великого мастера распознаваний его циничным подмастерьем налицо и в сцене между Воландом, буфетчиком и Коровьевым. А весь букет шварцевских эффектов восходит к общему учителю наших авторов – Достоевскому, живописателю психологической рефлексии и властных игр, особенно между нелюбезными ему “умными” людьми.