Напрасный труд

Конечно, в официальных документах была сделана оговорка, что "условное" осуждение и освобождение не относится к лицам, совершившим тяжкие преступления, но эта оговорка действовала очень избирательно, и, когда органам внутренних дел предстояло отчитаться перед органом партийным за количество людей, направленных в "народное хозяйство", на "химию" посылали всех без разбора, включая насильников, грабителей и убийц. Но, независимо от того, что натворил человек в прежней своей жизни, или от того, до или после отсидки он направлялся на "химию", у всех было одно общее, работать не хотел никто, нигде и никогда. И не работал.

Человеку со стороны лозунг, украсивший стену завода, мог показаться простым хулиганством. Егоров же знал, что это не просто хулиганство, а идеология, а на стене ее изобразили от радости, что есть страна, в которой эту идеологию можно безопасно исповедовать и совершенно беспрепятственно распространять.

Он зашел в прорабскую. Молодой бородатый прораб крутил расхлябанный телефонный диск.

– Читал? – спросил Егоров.

– Это ночью, – ответил прораб, – и сторож был…Вот звоню, чтоб дали гидроподъемник, с крыши-то неудобно. -

– Дай – ка я, – пододвинул к себе телефон Егоров,– а то тебе ровным счетом дадут. – и посмотрел на часы. Он спешил в Дальнереченск, за сто километров от города, там находился Биохимический завод, важнейший объект его треста и один из важнейших в Главке и даже самом Министерстве.

Специальным приказом Министра Егоров был назначен лично ответственным за его строительство, устно же ему было приказано руководить стройкой на месте и без чрезвычайной нужды её не покидать. Приказ Егоров выполнял, но поскольку обязанностей и ответственности управляющего трестом с него никто не снимал, и он вынужден был время от времени как бы украдкой бывать в городе, в Главке, в партийных органах, у себя в тресте и на других своих объектах. Ему, правда, до поры никто за это не пенял, но это только до поры, и Егоров всё равно чувствовал себя в своём городе как бы на нелегальном положении. Но сегодня он был в Хабаровске вполне легально и по чрезвычайно важному делу. На строительстве Биохимического ожидалось большое событие, приезжал Министр строительства, а с ним, так полагалось по его рангу, должен был быть и секретарь Крайкома.   Уже несколько недель стройка готовилась к этому визиту, а последние дни эта подготовка стала лихорадочной.

Егоров вёз с собой только что утверждённые начальником Главка драгоценный документ – нанесённый на генеральный план завода маршрут Министра по стройке. Это был серьёзный документ, и не для посторонних глаз. Сам маршрут был прочерчен жирной красной линией. Места остановок в процессе обхода обозначены красными же флажками, у каждого из которых были указаны фамилии тех, кто даёт пояснения именно в этом месте, и тех, кто находится рядом, для справок.

При каждом флажке был приведён перечень наглядной агитации, она должна встречать Министра, указаны бригады и фамилии прорабов, которые обязательно должны быть на виду. Допускалось, что неугомонный Министр вполне даже может подойти к ним для краткой беседы. На этот случай в примечаниях были предусмотрены варианты ответов на его возможные вопросы. Кружочками, квадратиками, ромбиками по маршруту обозначены машины и механизмы, которые в нужный момент должны попасть в поле зрения Министра и указаны фамилии ответственных за это. Здесь же можно было увидеть, где нужно сделать новый тротуар, козырёк или глухой, что-то скрывающий от глаз, забор, где нужно засыпать котлован или отвести воду, и много другой полезной информации. В Дальнереченске этот документ очень ждали.

Досадуя на непредвиденную задержку, он, все-таки, решил довести инцидент с лозунгом до конца. Дело было даже не в самом факте провозглашения такого лозунга, ничего нового для Егорова в его содержании не было, а в том, что именно сегодня сюда ожидался очередной визит японских специалистов из фирмы, которая поставляла технологическое оборудование на стройку и вела его шефмонтаж. Егорову очень не хотелось, чтобы их приветствовали таким непосредственным образом, тем более, что они, иностранцы, не участвовали в нашем заговоре молчания вокруг этой, ставшей всеобщей, проблемы.

– Разъяснили, – буркнул Егоров, набирая номер телефона своей диспетчерской, – им и невдомек, что государственную тайну разглашают. -

Предстоящий визит японцев вовсе его не радовал, ещё свежо было ощущение унижения и стыда, которое он испытал на предыдущей встрече с ними.

Тогда по одну сторону длинного стола для совещаний сидели человек десять представителей фирмы, все в разных должностях, но все одинаково одетые в серые элегантные костюмчики – спецовки и светлые сорочки. У всех были одинаково молодые и хорошо ухоженные лица, хотя возраст был, конечно, у всех разный. Одинаково из нагрудных кармашков торчали цветные фломастеры, которые тоже казались одинаковыми. Разными были только галстуки, выглядывающие из-под курточек.