Напряжение счастья (сборник)

Тут я замялась. Сказать, что у меня все сведения от их бывшей медсестры? И пусть тогда ищут в своих архивах, кто у них ассистировал на операциях двадцать пять лет назад! Или не говорить, не впутывать чужого человека? Хотя мне ведь так нужно ее найти, хоть бы фамилию узнать!

Я все-таки решила не говорить. Уехала домой. В метро рыдала. Никто на мои рыдания внимания не обратил. Да и то сказать: одна я, что ли, рыдаю! Придумала вот что: утром на кладбище, а вечером, попозже, опять в роддом. Найду там самую старую няньку, которая в этом роддоме всю жизнь прогорбатила (должна же быть такая!), и попробую ее разговорить. Опишу, как выглядит ассистентка. И вдруг мне повезет? На все деньги нужны. Эти старухи – они же нищие. Что она там получает?

28 июня. На кладбище – никого. Приехала опять в роддом. Няньки – ведьмы. Наконец нашла одну, самую старую. Она гладила пеленки. Подумать только – ничего не изменилось! Такие же вот пеленки – застиранные, в бурых пятнах, выдавали – по две на день – женщинам после родов, чтобы подкладывали в промежность. Неужели им до сих пор не разрешают белье в больницах? Наверное, нет.

Подхожу к этой бабке:

– Миленькая, вы здесь сколько лет работаете?

– Да увсю жись!

У меня сердце подпрыгнуло.

– Я разыскиваю подругу. Она была медсестрой в этой больнице.

– Ну? – рычит «миленькая». – А мне чего?

– Помогите мне ее найти! Вы ведь, наверное, всех помните! Я вам ее опишу.

– Делов у меня других нет – подружку тебе искать!

Достаю бумажку, сую ей в карман халата.

– Помогите, миленькая, в долгу не останусь!

У нее сразу другое лицо.

– Ну, какая она у тебя?

– Я ее молодой не знала, так получилось. Расскажу, какая она сейчас. По виду – лет пятьдесят восемь – шестьдесят. Узкие глаза, брови она выщипывает, росту среднего, волосы негустые. Голос хрипловатый. Нос широкий, прямой. Ходит очень быстро, почти бегает.

– Не знам, не знам, – говорит нянька. – Как ты толкуешь, так это Лена Потапова должна быть. Но она померла.

– Да вы что! – кричу. – Какое померла! Я ее неделю назад видела!

– Видела, – говорит, – так чего опять ищешь?

– Это, – отвечаю, – долго объяснять. А кроме Лены кто еще?

– Глаза, – спрашивает, – узкие? И сама такая юркая?

– Да, да!

– Ох, – тужится она. – Голову ты мне, женщина, ломаешь! Стара я для таких загадок!

Опять сую бумажку.

– Погодь, погодь, – говорит она. – Так тогда это Антонина. Точно! И голос хриплый, как у мужика! Ну? Антонина!

– А где она теперь?

– Теперь-то? Да она на пенсии. Мужа схоронила, в лифтершах сидит.

– Как мне ее найти?

– Не знаю, не знаю, – говорит нянька. – Она сама больная, людей боится, никого к себе не подпускает. Ей платить надо, чтоб она тебе дверь отперла.

– Я заплачу! Только отвезите меня к ней!

– Утром, у пять, смена кончится, тогда поедем.

– Мне вас тут подождать можно?

– Где тут ждать! – хмурится. – Главный увидит, шкуру с меня спустит!

– Да я тихо посижу, – говорю. – И вот вам… – Опять сую.

– Лан-нно, – кивает, – идите пока отседова.

Отводит меня в какой-то закуток возле ординаторской. Там кресло и пыльный стол. Больше ничего.

– Подремайте, – говорит. – Чайку захотите, я принесу.

Я ведь целый день не ела! Забыла совсем.

– Спасибо, – говорю, – чаю очень хочется.

И тут меня как током ударило: Тролль! Тролль – не дай Бог – там один дома! Кто с ним погуляет? Кто ему воды нальет? Я уж не говорю – кто покормит!

– Можно, – спрашиваю няньку, – мне от вас позвонить?

Она заводит меня в ординаторскую.

– Быстро звони, а то мне за тебя башку оторвут!

Набираю номер. Нюра подходит.

– Слушай, – говорю я. – Я сегодня ночевать не приду. Погуляй с собакой.

– Что-о-о?

– Ничего. – Мне стало смешно: ясно, какая глупость ей пришла в голову! – Я имею право на свою жизнь, доченька?

– Ян! – кричит она (слышу, как он грохочет по коридору!). – У матери крыша поехала! Она не придет ночевать!

– Ну, и… с ней! – хрипит мой зятек. – Что ты бесишься?

– Мама! – говорит она в трубку. – Где ты?

– Я? – смеюсь. – В роддоме!

– Мама! – Она, кажется, испугалась не на шутку. – Я сейчас за тобой приеду!

– Роды принимать? – шучу я. – Не стоит. Ложись спать. Но погуляй с собакой. И покорми его. У меня там в холодильнике овсянка и две сосиски.

Она еще что-то лопотала, но я уже повесила трубку. Теперь она позвонит отцу, и они решат, что у меня завелся любовник. Пусть. Так даже лучше. Надежный отвлекающий момент. Хорошо, что у меня с собой в сумке всегда эта тетрадка. Вот я и записала сегодняшние дела. Жду, пока у старухи кончится смена.

29 июня. Вчера был странный день. Каждый мой день теперь – странный.

…Бабка закончила дежурство, и мы отправились. Ехали куда-то долго, с пересадками. Она дремала. Голова ее – растрепанная, с круглым гребнем, болталась из стороны в сторону. Вышли из метро. Пасмурно, дождик накрапывает. Фонарь при выходе из подземелья похож на волдырь. Прохожих немного. В подъезде зеленого дома, обвешенного костлявыми балконами, бабка мне говорит:

– Ждите меня тут. Я вам гаркну.

– Что вы мне гаркнете?

– Гаркну, пускает она или нет.