Напряжение счастья (сборник)

Вот этим-то я его и провела! Он решил, что я понимаю Нюрины выкрутасы и реагирую на них спокойно, как разумный пожилой человек, который видит в своей дочери экзальтированного подростка! А раз так – значит, я здорова, и можно поверить в то, что я продаю дачу! Ура!

– Я поговорю с Нюрой, – сказал он, – действительно, это нелепость…

Он не был уверен, что это так, но ему ужасно хотелось! Потому что – деньги! Деньги и спокойная совесть! А иначе – просто жуть малиновая: старуха, брошенная и вдобавок – запертая! Ух!

7 июля (утро). Пишу, как есть, спасаю от самой себя, от своей головы, больной, дырявой. Сейчас Нюра принесла мне таблетку. Я положила ее под язык и сделала глотательное движение. У Нюры глаза бегают, мне кажется – ей не до меня.

– Папа сказал, что вы хотели встретиться, – сказала она осторожно, – он сказал, что у тебя к нему важное дело…

– Да, и оно имеет к тебе отношение, – кивнула я (таблетка кислая, боюсь случайно проглотить!). – Я же упоминала про завещание…

– Мама, – перебила она нетерпеливо, – я ничего не понимаю в ваших с папой делах и – честно говоря – не хочу понимать!

– Напрасно, – говорю я, – напрасно. Не хочешь же ты весь век висеть на шее у Яна!

– При чем тут Ян! – вспыхнула она. – Ян здесь ни при чем!

Ах, вот как! Хорошо. Я так и думала: у нее другой на подходе. Или уже!

– Вы что, расстаетесь? – сказала я кротко.

– Почему расстаемся? – Глаза ее стали синими, как васильки, и забегали, забегали!

– У тебя нет денег, потому что ты ничего не зарабатываешь и зарабатывать не будешь. Тебя должен содержать мужчина. Но поскольку ты не умеешь долго спать с одним и тем же мужчиной, а времена у нас непростые, я хотела бы, чтобы у тебя были свои деньги. Ты – мой единственный ребенок.

Она не отреагировала на это нелепое слово: «единственный»! Она забыла, что у меня есть сын, о котором я сказала ей! Она забыла! Никто не хочет помнить! Ну, вы у меня попляшете!

– Откуда ты возьмешь деньги? – спросила она.

– Помнишь, – сказала я, – анекдот про нового русского? Новый русский спрашивает у мужичка: «Откуда, мужичок, у тебя деньги?» А тот ему отвечает: «Кроликов развожу». А новый русский спрашивает: «А у них откуда?»

Она даже не улыбнулась, вылупила на меня глаза и сильно покраснела. Она всегда краснеет, когда пытается понять что-то важное, а у нее не получается. Прекрасно, прекрасно! Запертая мать анекдоты травит!

– Так откуда же деньги? – повторила она упрямо.

– Я продаю дачу, – сказала я.

Она так и подпрыгнула. Дача – это же кость в горле у них с Феликсом! Это предмет наших самых жестоких споров! Ни одному из них не нужна дача, и сколько раз они давили на меня, чтобы я ее продала! И вдруг – держите! Деньги буквально плывут в руки! Она просияла, но недоверчиво, с оглядкой.

– Что так? – радостно спросила она.

– Я, кажется, объяснила: ты – мой ребенок, тебе нужны деньги. Я – старая женщина, но мне тоже нужны деньги, я нигде не работаю, а на твоего предателя отца надежды слабые. Я могу заболеть, могу влюбиться, на все нужны деньги!

– Влюбиться? – Она опять вылупила глаза.

– А что? – надменно сказала я. – А вдруг я решусь на подтяжку? – И я двумя ладонями приподняла щеки: – Разницу видишь?

Она совершенно обомлела. Смотрит на меня, как на лунное затмение, открыв рот. Я засмеялась.

– Короче, – сказала я, – обсуждать тут нечего: дачу я продаю. Твой отец этим займется. Пусть хоть немножко посуетится, а то что же? На все готовое? Мне нужно встретиться с ним сегодня и передать ему документы. Я ему доверяю. И доверенность дам. Вот так.

Она все не могла опомниться.

– Так что ты уж будь любезна: не запирай меня сегодня. – Я сказала это легко, небрежно. Прекрасно сказала! – Не запирай свою умалишенную мать, она тебе еще пригодится.

Она покраснела сильнее.

– Никто тебя не запирает, – сказала она. – Просто ключ завалился за зеркало. Можешь идти, куда хочешь.

– Сейчас сколько? – спросила я. – Половина девятого? Чудно. Тогда я пошла. В десять у меня свидание.

– Свидание? – вскрикнула она. – С кем?

Я откинула голову, как в оперетте, и захохотала.

– С отцом моего ребенка! – захохотала я. – Пока что – только с ним!

Она выскочила, хлопнув дверью. Потом у них с Яном началось крикливое объяснение, но я не стала слушать и ушла к себе.

Теперь надо объяснить, откуда у меня возникла идея кладбища, а то забуду. Во-первых, я надеюсь, что опять увижу эту, с выщипанными бровями, и если со мной рядом будет Феликс, устрою им очную ставку. Это первое и главное. Но кроме того – на кладбище мне помогут МОИ, и Феликс уже не отвертится. Я в это верю. Ведь вот если человек осеняет себя крестным знамением, нечистая сила сдается, верно? Так и здесь. Одна я с Феликсом не справлюсь, значит, надо привести его туда, где я не одна. ОНИ мне помогут. Я и так слишком долго тяну. Время будет упущено, не наверстаешь. Что с моим сыном?

Записала, что могу, еду на кладбище.