По глазам резко ударила вспышка, а как только она истаяла, оставив после себя болезненные разводы на сетчатке, Го Дейю уже висела над полом с заломленной назад рукой, перехваченная за шею Еремеевой, что-то вкрадчиво шептавшей ей на ухо. Нож валялся на полу, а перед девушками плыло цветастое полупрозрачное свечение, отражающее обеих, будто в зеркале. Только если зеркальная Еремеева оставалась прежней, то облик Го Дейю стремительно старел… Будто в один миг проходили годы и десятилетия — и кожа прекрасной девушки прямо на глазах бледнела, покрывалась морщинами и становилась болезненно прозрачным покровом, под которым просвечивали синие вены. И даже рост девушки — и тот становился меньше, пока в отражении не повисла древняя, немощная, никому не нужная седая старуха в костюме горничной, дрожащая от ужаса. Сама же китаянка в реальности оставалась по-прежнему молодой, но отражение словно парализовало ее разум.
Ника постаралась аккуратно поставить Го Дейю на ноги, однако та все равно упала, не способная от страха стоять на месте. Китаянка в панике забилась в ближайший угол и принялась ощупывать, завывая и всхлипывая, словно не веря, бархатистую кожу и здоровые, словно шелковые, волосы…
На все это дело с удовлетворением смотрел Федор, со смаком пережевывая бутерброд с бужениной и ласково поглядывая на Нику.
Никакой защиты вокруг него уже не вилось, а взгляд не отражал и тени тревоги или беспокойства.
— Очень, очень вкусно, — прокомментировал он, прихлебывая чай. — Мм!.. Чудо! Век бы кушал.
Ника смущенно шаркнула ножкой.
— Так… Огонь — ладно. То, что было в самолете, — тоже ладно, — задумчиво протянул я. — А это что было?
— Это так, — отмахнулась она, — техника Целителей. Показываем, как будет после операции. Просто я недавно поняла, что неизбежного дряхления боятся куда сильнее, чем раны или увечья…
— Что-то как-то ну очень реалистично… — Федор допил кружку и потянулся за добавкой.
Я поддакнул.
— Ну, это производная от старшей техники, надо бабушку спрашивать, — задумалась она. — Оно в обе стороны работает. Можно вас, например? — указала она на охранника, продолжавшего стоять подле Федора.
Тот, разумеется, не откликнулся.
— Подойди, — скомандовал ему Федор, и тот сделал пару шагов к Нике.
— Обычно косметология в сторону молодости, — будто оправдывая себя перед нами, мол, она все еще милая и безобидная, и нам все почудилось, Еремеева вновь призвала перед собой полупрозрачное зеркальное полотно с охранником Федора в отражении. — Хотя вы и так молодой… — чуть сбилась она.
Облик стража моего брата надежно застыл на середине четвертого десятка лет — более не сказать ничего определенного.
— И когда начнете? — вежливо поинтересовался я, взяв себе бутерброд, глядя на совершенно не изменившуюся картинку.
— Уже начала… — как-то глухо и неестественно произнесла Ника.
— Не работает? — вновь подал я голос, покосившись на Федора, чтобы чуть пожать плечами в знак извинения за девушку.
Но тот был крайне серьезен, глядя в полупрозрачное отражение. Я бы сказал — очень, очень сильно серьезен, несмотря на то, что техника явно сбоила — прошло уже более пяти минут, тогда как отражению Го Дейю хватило десятка секунд, чтобы превратиться в ветхую старуху.
Изменения произошли на шестой минуте. В отражении у стража появился цвет глаз — синий, словно небо. И волосы — короткий ершик, постриженный по-военному грубовато. А еще — улыбка, от которой резко вздрогнул сам страж, словно очнувшись от древнего сна.
— Ника, прекрати, — крайне жестко произнес Федор, и дымка полупрозрачного отражения вновь исчезла, оставив стоять прежнего лысого стража-истукана и обескураженную Нику, которая словно понимала, что опять что-то натворила, но пока не догадывалась как.
— Подойди, — напряженно сказал брат, глядя на стража.
К его удовлетворению и облегченному выдоху, тот беспрекословно сделал шаг к нему. Затем замер, повернулся к Нике и осторожно, с признательностью погладил ее по волосам, остановив руку на щеке. Развернулся вновь и встал возле Федора.
— И родне ты нравишься, — задумчиво прокомментировал я.
— М-да, — вздохнул брат, переводя взгляд с охранника на Нику и обратно. — Весело у вас.
— Ладно, надо прекращать этот бардак, — достал я телефон и принялся вызванивать своих Ивановых.
А пока те не приедут, рассадил всех троих снова пить чай. Всем, кто пожелал вставить слово, тут же наливал еще порцию и требовал дегустировать. Осознав свои потребности в напитке, люди предпочли молчать и пить мелкими глотками.
Мои китайцы явились через половину часа, отзвонившись из коридора и сообщив, что тут подозрительный тип возле двери, но если дать им пять минут, они дорисуют кое-что под ним этажом ниже и его ликвидируют. Пришлось спасать второго стража. Ну или Ивановых — что-то нет уверенности в том, проймет ли это безэмоциональное существо древняя китайская живопись.
Познакомил китайцев с Никой, Федором и указал на Го Дейю, которая тут же попыталась сползти с табурета и забраться в милый и безопасный угол, но была удержана мной за плечо.