Напутствие бессмертным

Святое побуждение, заставляющее бодхисаттву, шраваку или рахата помогать живущим в достижении блаженства; в таком случае он останется, дабы наставлять их — как изнутри, так и извне. Во-вторых, те, кто, как бы ни были они чисты, безвинны и сравнительно свободны от греха в течение своей жизни, были настолько поглощены какою-то определенной идеей, связанной с одной из человеческих майя, что умирают с этой всепоглощающей мыслью. И, в-третьих, люди, в которых сильная и святая любовь, такая, как любовь матери к своим осиротевшим детям, создает или порождает неукротимую волю, питаемую этой безграничною любовью, чтобы остаться среди живущих в их внутренних «Я».

Периоды, определенные для этих исключительных случаев, различны. В первом случае, благодаря знанию, приобретенному в состоянии Аннутара-самьяк-самбодхи — самого святого и просветленного сердца, бодхисаттва не имеет установленного предела. Привыкнув в течение жизни оставаться часами и днями в своей астральной форме, он после смерти обладает силой создавать вокруг себя собственное состояние, рассчитанное на сдерживание естественного стремления остальных принципов вновь воссоединиться с соответствующими элементами, и может спускаться на Землю и даже оставаться там целые века и тысячелетия. Во втором случае период будет длиться до тех пор, пока всепоглощающее магнетическое притяжение объекта мысли, сильно сконцентрированной в момент смерти, не ослабеет и постепенно не угаснет. В третьем случае притяжение разрушается либо смертью, либо нравственными недостатками любимого человека. Таким образом, оно не может длиться больше одной человеческой жизни.

Во всех иных случаях видений или каких бы то ни было взаимодействий «дух» оказывается злобным бхутом или, в лучшем случае, ролангом — бездушной оболочкой элементария.

«Тибетские доктрины»

* * *

Человек состоит из двух тел — внутреннего

и внешнего, причем внутреннее является двойным, то есть имеет, в свою очередь, полуфизическую внешнюю оболочку, которая служит в качестве астрального существа только в течение жизни человека; разложение этой внешней оболочки может начаться, когда человек еще пребывает в кажущемся здравии…В процессе и после разрушения «двойника»[66], когда темнота нашего человеческого неведения начинает рассеиваться, мы можем увидеть многие вещи. Среди них то, что сокрыто в будущем, ближайшие события которого, омрачающие очищенную душу, стали для нее как бы настоящим. «Прежнее Я» уступает место «подлинному Я», которое после окончательного разрушения и «двойника», и физического тела, в свою очередь, должно трансформироваться в «Вечное Эго».

Таким образом «истинное Я» может передавать свое знание в физический мозг человека, и мы можем услышать и увидеть, как точный час нашей смерти бьет на часах Вечности. Именно благодаря нашей душе по мере приближения к концу мы видим все яснее и яснее, и именно благодаря пульсациям нашего распада приближаются горизонты более обширного, глубокого сознания, прорываясь в наше ментальное зрение и становясь с каждым часом все отчетливее для нашего внутреннего взора. В противном случае как можно объяснить яркие вспышки памяти, пророческую способность предвидения, которые столь же часто приходят к ослабленному старцу, как и к уходящему юноше? Чем ближе человек к смерти, тем ярче становятся давно забытые воспоминания и более точными — предвидения. Раскрытие внутренних способностей происходит по мере того, как замирает источник жизненной силы.

«Факты и способность их распознавания»

ЧЕЛОВЕК И МОРАЛЬ

Парадоксальный мир

Развесьте уши. К вам пришла Молва.

А кто из вас не ловит жадно слухов?

Я быстро мчусь с востока на закат,

И лошадью в пути мне служит ветер.

Во все концы земли я разношу

Известья о делах земного шара.

Я сшила плащ себе из языков,

Чтоб ими лгать на всех наречьях мира.

Нет выдумки такой и клеветы,

Которой я б ушей не засорила.

Я говорю про мир в канун войны.

И я вооруженьями пугаю

В дни тишины, когда земля полна

Какой-нибудь совсем другой заботы…

Шекспир. Генрих IV

Что ж, я могу с улыбкой убивать,

Кричать: «Я рад!» — когда на сердце скорбь.

И увлажнять слезой притворной щеки

И принимать любое выраженье.

Шекспир. Генрих VI