Нарисуй мне дождь (СИ)

Этот город возведен руками рабов двадцатого века для того, чтобы здесь, у разверзнутых топок мартеновских печей выжать из человека все силы, а когда иссохшая, пропитая душа покинет бренную оболочку, выбросить ее на одно из кладбищ, быстро сровняв могилу. В этом городе я начал постигать жизнь в многообразии ее проявлений, от фальшиво благополучных фасадов, до омерзительно грязной изнанки. Здесь рухнули мои надежды о справедливом устройстве, как социалистического общества, так и всего нашего мира. Я осознал, кто я есть и решил, кем буду.

* * *

Сколько новых лиц встретил я в институте.

Как внимательно я вглядывался в них. Только изредка мелькнет растерянное человеческое лицо. Будто попал в террариум, вокруг какие-то оцепеневшие рептилии, суетящиеся грызуны и притаившиеся мелкие хищники. Удивляло большое количество непереносимо уродливых лиц, напоминающих доисторических ящуров или птеродактилей. Их внешнее уродство соответствовало внутреннему, в их тусклых немигающих глазах даже изредка не появлялись проблески ума или хотя бы доброты.

Быть может, наплыв этих атавистических физиономий объяснялся спецификой отбора? При поступлении в институт важны были не знания, а справки о наличии льгот и их количество. Привилегиями при поступлении пользовались десятки всевозможных категорий абитуриентов: от членов КПСС и кандидатов в члены, демобилизованных из армии, спортсменов и награжденных доблестными значками, медалями или грамотами, до жителей сельской местности, представителей национальных меньшинств, инвалидов, погорельцев, убогих и еще немалый перечень прочих, имеющих пролетарские льготы. Такой подход к приему поступающих в институт обеспечивал «социальный состав принимаемых в высшие учебные заведения, соответствующий социальной структуре общества». Говоря человеческим языком, помогающий поступлению в вузы выходцам из семей рабочих и крестьян, а на самом деле — партийным и комсомольским выдвиженцам и тем, кто к ним примазался.

Меня томило жужжание пустых разговоров в перерывах между лекциями. Картонные улыбки, суконный язык, жестяной смех, множество лиц меченных печатью врожденной глупостью. Чванливая спесь преподавателей, затаенная недоброжелательность и ограниченность однокурсников. Я впервые столкнулся с этим, глубоко чуждым мне, а в сущности, обычным миром взрослых, миром фальши и притворства. Я и раньше не питал радужных иллюзий в отношении окружающих меня людей. Я не был наивным недорослем, взиравшим на нашу жизнь через розовые очки. Мне уже довелось столкнуться с отнюдь не лучшими проявлениями человеческой натуры, мир уже начал меня ловить, но пока не поймал. В свои восемнадцать лет я имел нерушимые представления о добре и зле, подлости и чести. Но до поступления в институт я жил в другом мире. Это был мир подростков, со своими ценностями, обычаями, табу. Их мир был гораздо проще. Здесь же, я чувствовал себя попавшим в какой-то безвыходный тупик, здесь мне все было отвратительно. Удручало всеобщее лицемерие и враждебность, в лучшем случае, — равнодушие. И я не принял этот новый, чуждый для меня мир взрослых людей.

Свое поступление в институт я считал ошибкой и с каждым днем все больше склонялся к тому, чтобы его бросить. Лишь глубокая привязанность к родителям, чувство долга перед всеми моими дедами и прадедами заставляло меня с ответственностью относиться к своему будущему, и удерживало от этого шага. Но уже через месяц я не выдержал и, как сын Тараса Бульбы, закопал свой букварь и примчался домой. «Я вернулся в мой город знакомый до слез, до прожилок, до детских припухших желез…»

Глава 2

Теплый вечер юга.

Старая скамейка возле дома, и так нужный мне разговор с отцом.

— Папа, ты знаешь, какая это все-таки сволочь — люди. Я на них просто удивляюсь. Однокурсники постоянно доносят друг на друга в деканат. Зачем они это делают? Для удовольствия или из шкурных интересов, чтобы выслужиться перед институтским начальством? Не могу понять. Откуда берутся эти гадюкуватые натуры? Подлолюбие — это, что, основная черта украинского характера?

В общежитии создали какую-то бесовскую организацию и назвали ее «студсовет». Заправляет ею мой однокурсник по фамилии Карп, но рожа у него ни как у рыбы, а, как у паразита жопа! Никто из студентов этих студсоветчиков не выбирал, все они назначены деканом по признаку членства в КПСС. Ни одного «ни члена» среди них нет, разве что кандидаты в члены, так, те, стараются больше всех, землю носом роют, чтобы выслужиться.