Народ, да!

Где очень страшная жара

И черен весь народ, —

Мы этот люд погрузим в трюм,

И полный ход вперед!..

У Мора шхуна хоть куда,

Ни пятнышка на ней,

И захотелось плыть и плыть,

Хоть до скончанья дней!

«Летящим облаком» назвал

Ту шхуну капитан:

Белее снега паруса

И лебединый стан;

Она быстрее всех других

И всех других ладней,

И сорок девять пушечек

Под палубой у ней.

Потратили недели три,

Чтоб в Африку приплыть;

Пять сотен черных сразу в трюм —

Им век рабами быть.

Как сельди в бочке там они:

Не могут даже сесть,

Им очень мало в эти дни

Давали пить и есть.

Уж лучше было бы в гробу,

Чем в трюме том у нас;

Холера, тиф косили их,

Да и чума подчас.

Боялись заразиться мы

От черных и чумных:

Кидали мертвецов за борт,

А также и больных.

…Приплыли через шесть недель

К кубинским берегам,

И сразу всех живых рабов

У нас купили там.

Одна судьба у них — тростник

Для белых собирать,

Да от тоски и от бичей

Как мухи умирать…

Когда ж деньжата наши все

Ушли ко всем свиньям,

Спустился в кубрик капитан

И так сказал он нам:

«И золота и серебра

Сполна получит всяк —

Лишь только захотим поднять

Пиратский черный флаг!»

Вмиг согласилась вся братва,

Не согласилось пять:

Два парня-бостонца, а два —

Не помню, как их звать;

Еще один — ирландец был

Из города Траймор…

Что с ним я вместе не ушел,

Жалею до сих пор!

Мы много грабили судов,

Калечили народ,

Мы оставляли всюду вдов,

А также и сирот:

Мы никогда не брали в плен —

Так командир велел,

Любил он часто повторять:

«У мертвых меньше дел».

За нами гнались по пятам

Большие корабли,

Но с нашей шхуной ничего

Поделать не могли.

Мы уходили от погонь —

Где мы? — простыл и след!..

Не настигал нас их огонь

Довольно много лет.

…Но повстречался, как на грех,

Испанский нам линкор;

Хотели от него удрать:

Ведь он не слишком скор.

Но метким выстрелом бизань,

Как бритвой, снес он враз.

«Готовься к бою!» — капитан

Сейчас же дал приказ.

Мы дрались бешено — в крови

Вся палуба была,

По морю долго полоса

Кровавая плыла;

Уже убит наш капитан

И с ним десятков пять…

Лишь после этого сумел

Нас в плен противник взять

Прощайте, рощи, и леса,

И девушка моя,

Ее кудрей и карих глаз

Уж не увижу я!

Не погуляю больше с ней

В лесу рука в руке,

А смертью жалкою умру

Отсюда вдалеке!..

И вскоре уж в Ньюгейт в цепях

Отправили меня —

За всю мою лихую жизнь,

За все, что сделал я…

Да, виски и разбой виной

Тому, что я такой.

Друзья, старайтесь избегать

Компании плохой!

Дуй ветер попутный

Перевод В. Рогова

Пустили объявленье на севере страны;

«Лихие китобои Америке нужны».

Припев: Дуй, ветер попутный,

Вой-завывай!

Дружно за дело, ребята,

Наддай, наддай!

И если вы в Нью-Бедфорд пришли в недобрый час,

То мигом проходимцы экипируют вас.

Там скажут, что к отходу любой корабль готов

И мы через полгода забьем пятьсот китов.

Вот в море мы выходим, а ветер зол и лют,

Матросы все на палубе и в кубрике блюют.

А уж насчет питанья, так разносолов нет:

Вонючая говядина да горсть гнилых галет.

Полезли мы на ванты, и слышен голос нам,

«Посматривай на реи, не то пойдешь к чертям!»

Наш капитан на мостике, мы забрались на ют,

Орет впередсмотрящий: «Китов фонтаны бьют!»

«Спускай, ребята, шлюпки, за ними вслед пойдем,

Да будьте осторожней: перешибут хвостом!»

Забили, потащили, пришел разделки час,

Для отдыха минутки нет никому из нас.

Когда все в трюм запхали — расчету череда:

Полдоллара на рыло, шесть месяцев труда.

Когда сойдем на берег в каком-то из портов,

Надрызгаемся вдосталь да бросим бить китов!

Революционный чай

Перевод М. Сергеева

Старая леди была королевой островитян.

Дочь родная ее проживала в далекой стране.

А меж ними, дыша и волнуясь, лежал океан

С белым гребнем на каждой косой и летящей волне.

У старухи у леди ломилась от злата казна,

Но за жадность, должно быть, лишил ее разума бог,

И, призвав свою дочь, объявила однажды она,

С каждым мигом все больше серчая:

«Ты отныне платить дополнительный будешь налог

По три пенса вдобавок за фунт золотистого чая,

По три пенса вдобавок за фунт!»

Дочь ответила: «Матушка, я в соглашеньях тверда

И не в силах, поверь мне, такую принять перемену,

Я готова платить тебе старую честную цену,

Но три пенса вдобавок за фунт — никогда!

Нет, три пенса вдобавок за фунт — никогда!»

В королевских глазах загорелись и злоба и гнев,

И вскричала тут старая леди, от ярости побагровев:

«Ты мне дочь иль не дочь?! Иль забыла о том, отвечай?!

Ты, бесспорно, обязана деньги платить мне за чай,

Матери деньги за чай!»

«Эй вы, слуги! — тотчас приказала придворным она.

Отправляйтесь-ка за море с новою партией чая!

Привезите мне деньги, вы слышите, плуты, сполна,

По три пенса надбавки за каждый за фунт получая!»

Говорит она дочери: «Сбавь непокорность свою»,

И добавляет, от недовольства сгорая:

«Помяни мое слово, — кричит, — хотя и стара я,

Воспротивишься — до полусмерти забью!

За три пенса! До полусмерти забью!»

Морем шли корабли от рассветной зари до вечерней,

Слуги чайные пачки сложили у двери дочерней,

И по берегу моря у кромки соленой воды

Растянулись заморского чая ряды.

А девчонкина дерзость и смелость не знают предела,

А девчонка меж пачек танцует легко и умело,

И душистые пачки со смехом, одну за другой