Долго розыскивали виноватаго и, наконец, нашли; это был простой русский крестьянин, который был из числа многих переселенцев, призванных на жительство из средней России в одну из чухонских деревень, и весьма неохотно оставался в этой стране. Его поймали, допросили и он был изобличён в злоумышленном распространении ложного предсказания. Пётр Великий арестовал этого мошенника, посадив его до исхода сентября в крепость. Наводнения не было во всё продолжение времени и вот Государь в начале октября обнародовал указом, чтобы из каждаго дома приходили к тому месту, где росла ольха; на этом месте была сделана возвышенность и, по приговору Государя, в присутствии множества собравшагося народа, ложному пророку дали кнутом пятьдесят ударов, и притом пред народом публично было объявлено Царское увещание не верить обману и вообще всеми мерами оставлять суеверие.
От Кенига, секретаря при Бароне Шафирове и потом коммерц-советника Голштинскаго
Герцогства.
Покушение раскольника
Однажды в летний дворец, что в Петербурге в летнем саду, вошёл в переднюю, находящуюся в нижнем этаже, неизвестный человек у котораго под пазухой был кисет, сшит из разных цветом лоскутков. Кисет этот по форме был похож на такой, в каких обыкновенно секретари и писцы нашивали к своим начальникам дела в прежнее время, которые обыкновенно должны были назначаться для рассмотрения или подписания.
Денщики, видя, что это какой-нибудь из подьячих или писцов из коллегии, не обратили на него внимания и даже не спросили: кто таков? зачем? или откуда? А между тем этот человек простоял в углу несколько часов, не изменяя своего положения и держа свою кису под полою.
Наконец, по окончании совета министры вышли, и Государь провожал их в переднюю.
В то самое время неизвестный вынул что-то из кисы оборотившись к стене и, завернув кису, снова опять стал неподвижно, чего-то ожидая. Проводя министров, Государь возвратился во дворец, а за ним вслед пошёл смело и неизвестный, и вошёл во внутренние покои.
Тут только один из денщиков, зная, что не было дано повеление впускать кого бы то ни было во дворец, бросился за ним и стал между ним и Государем в дверях передней, оттолкнул неизвестного от дверей и спросил: кто он такой и что ему надобно?
Между тем как незнакомец сопротивлялся и насильно хотел ворваться в комнаты к Государю, Пётр спросил.
– Кто там?
К величайшему удивлению вместо ответа, у вошедшего выпала киса и вместе с нею огромный нож. Тогда злодей, видя, что он попался, упал на колени и признал себя виновным, Государь удержал его от коленопреклонения и спросил:
–Что ты хотел делать с этим ножом?
– Te6я зарезать, – был ответ.
– За что? – спросил Государь весьма спокойно. – Кажется, я тебя ничем не обидел.
– Нет, ты меня не обидел, но сделал зло нашей братии и нашей вере.
– Хорошо мы это рассмотрим завтра, – сказал Государь раскольнику и приказал его взять под караул.
(…) Единоверцы его с того времени должны были для отличия от других людей носить на спине лоскуток красного и желтого сукна.
От графа Бутурлина, который в это самое время был денщиком Государя.
«Нам надобны художники, а не фигляры…»
Докладывано было государю, что в Петербург приехали плясуны и балансёры, представляющие разные удивительные штуки, на что его величество генералу-полицмейстеру Девиеру*
Граф (с 1726) Анто́н Мануи́лович Девие́р (порт. António Manuel de Vieira; 1682 (?) – 24 июня (6 июля) 1745) – португальский еврей на службе Петра I, первый генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга (1718—1727 и 1744—1745).
отвечал так: «Здесь надобны художники, а не фигляры. Я видел в Париже множество шарлатанов на площадях. Петербург не Париж, пускай чиновные смотрят дурачества такие неделю, только с каждого зеваки не больше гривны, а для простого народа выставить сих бродяг безденежно пред моим садом на лугу, потом выслать из города вон. К таким праздностям приучать не должно. У меня и своих фигляров между матросами довольно, которые по корабельным снастям пляшут и головами вниз становятся на мачтовом верхнем марсе. Пришельцам, шатунам сорить деньги без пользы – грех» *.