Однажды у обер-кухмистра или Мунд-коха Фильтена родился сын и Фильтен просил Его Величество быть восприемником от купели, Монарх явился в назначенное время и, по окончании крещения поцеловав родильницу, положил ей под подушку червонец, а отцу вручил жалованную грамоту, в силу которой новорожденному его сыну была подарена в Ингерманландии Финляндская деревня из шести дворов, называемая Иоганихгоф и отстоящая от Петербурга в 60 верстах.
Петр Великий часто в виде помощи его не богатому семейству, приказывал делать закуски и столы на дому и ходил к нему кушать с некоторыми из генералов и вельмож, и за каждый такой стол, из каких бы блюд он ни состоял, каждый из посетителей должен был платить по червонцу, в том числе и сам Государь.
От библиотекаря Шумахера зятя Мунд-коха Фильтена.
Лимбургский сыр
Пётр Великий, хотя любил своего обер-кухмистера Фельтена и имел к нему доверенность, однако редко прощал ему проступки, сделанные с намерением или по небрежению. Фельтен, которого я знал в первом году по прибытии моём в Россию, будучи весёлого нрава, не таил того, что государь иногда бивал его палкою из своих рук, но после по-прежнему поступал с ним милостиво. Некогда, бывши в академической Кунсткамере, где хранится изображение Петра Великого в собственном его платье со многими другими вещами, которые государь употреблял, и, увидев между прочими государеву трость, стоящую в углу, сказал он господину Шумахеру, своему зятю:
– Эту мебель, зятюшка, можно бы и спрятать, чтобы она не всякому в глаза попадалась: может быть, у многих так же, как и у меня, зачешется спина, когда они вспомнят, как она прежде у них по спине танцевала.
Сам же он рассказывал о себе, как он некогда побит был сею палкою за кусок лимбургского сыру.
Пётр Великий, по голландскому обычаю, кушал после обеда масло и сыр; особливо же любил он лимбургский сыр. Некогда поставлен был на стол целый лимбургский сыр, который ему отменно понравился. Заметивши прежде, что редко подавали в другой раз на стол початые сыры, либо подавали иногда небольшие только остатки, вынял он из кармана математический свой инструмент, вымерял остаток сего сыру и записал его меру в записной своей книжке. Фельтен не был тогда при столе, а как он после вошёл, то государь сказал ему:
– Этот сыр отменно хорош и мне очень полюбился; спрячь его, не давай никому и ставь его всегда на стол, пока он изойдёт.
По сему приказанию на другой день сыр подан был на стол, но по несчастию обер-кухмистера не осталось его уже и половины. Государь тотчас приметил сие, вынял записную свою книжку и масштаб, вымерял остаток сыру и нашёл, что половина того, сколько снято было со стола, была съедена. Он приказал позвать обер-кухмистера и спросил: отчего столько убыло сыру со вчерашнего дня. Фельтен отвечал, что он этого не знает, ибо он его не мерял.
– А я его вымерял, – сказал император и, приложивши масштаб, показал ему, что половины сыру не доставало. Потом его величество ещё спросил, не приказывал ли он ему спрятать этот сыр.
– Так, – отвечал Фельтен, – но я это позабыл.
– Погоди ж, я тебе напомню! – сказал государь. Встал из-за стола, схватил свою трость и, поколотивши ею обер-кухмистера, сел опять за стол и кушал спокойно свой сыр, которого остатки после того ещё несколько дней подаваемы были на стол.
От камергера Дречника, зятя Фельтенова.
«Добро пожаловать, шкипера!..»