– Это ещё не время, торговля наша с иностранными державами во многом похожа на неопытную девушку, которую не должно ни пугать, ни печалить излишнею строгостью, а напротив ласкать, ободрять и привлекать дружбою. Пусть кто хочет, скрывает товар; чрез это он подвергается большей опасности, нежели лишняя моя казна. В казну не должно описывать более того, как что окажется из утаённых товаров, и если кто меня обманет этим способом девять раз, а в десятый я поймаю, то он должен заплатить столько, сколько он собрал от меня, воруя от меня тайно.
От Банкира, купца Мейера.
На блины к Петру Первому
Голландские и все почти другие корабельщики, приезжавшие в Петербург, обыкновенно были посещаемы государем на их кораблях. Он тогда осматривал построение их, особенно если на каком-нибудь было что замечательное. Не противно ему было, когда корабельщики подчивали его чаркою водки, вина, сыром и сухарями, и он с ними разговаривал о мореходстве, особливо по Балтийскому морю; с удовольствием слушал их опыты и примечания и часто вступал с ними о том в подробный разговор. Они имели позволение являться во дворец и смотреть беспрепятственно все празднества, и даже часто были там весьма хорошо угощаемы. Все это так нравилось этим людям, по их вольному образу жизни, что они с величайшею охотою приезжали в Петербург, и тогда уже российский торг в Санкт-Петербурге был весьма в цветущем состоянии. Смелость и вольное обращение корабельщиков с государем содержали всех казённых служителей, с которыми они имели дело, не в малом страхе и способствовали к скорому отправлению дел этих людей. Если хотя малейшее противодействие случалось мореходцам, то они тотчас грозили, что будут жаловаться его величеству. Известно из частых опытов, что государь дозволял им вольный доступ и донос по обычаю их земли, и тотчас призывал к ответу тех, на коих они приносили жалобы. Словом сказать, корабельщики, особенно голландские, которых тогда было наиболее, обходились весьма вольно с государём, который, зная образ мыслей этих людей, не делал совершенно им никакого принуждения в их поведении. Однажды государь встретил в Летнем саду вновь приехавшего голландского корабельщика, который до того времени, когда российская торговля имела главное свое место в Архангельске, много раз туда езжал, а в Петербург приехал только еще в другой раз, – и спросил, не лучше ли ему нравится Петербург, нежели Архангельск, и не так ли охотно он теперь сюда ездит, как прежде туда?
– Не очень, – ответствовал корабельщик.
Императору показался сей ответ странным, и он спросил его о причине.
– Ваше величество, – говорил тот, – в Архангельск, лишь только придёшь, тотчас найдешь хорошие блины, а здесь их нет.
– Хорошо, друг, – отвечал государь, смеясь, – приди завтра с земляками своими и другими корабельщиками ко мне во дворец. Я вам покажу, что здесь есть также блины, как и в Архангельске.
Возвратясь во дворец, государь тотчас позвал к себе первого своего повара Фельтена и приказал ему заготовить к завтрашнему дню самых лучших голландских блинов и других, приятных для них яств, и потом вечером на другой день все голландские корабельщики приглашены были в летний дворец и в присутствии его величества, в саду, угощены так, что они уже на рассвете оставили дворец.
Русское гостеприимство
Когда государь в присутствии своём, в саду, подчивал кушаньем и напитками одного голландского шкипера, и, видя, что шкипер пьёт и есть много и проворно, тем веселился и денщикам говорил: «Этот Емеля все перемелет. Фельтен, подай сему гостю больше! У нас всего довольно, пусть ест и пьёт без платы. Это не в Амстердаме. Шепелев*
*) Дмитрий Андреевич Шепелев был путевым маршалом.
знает, что я трактирщику заплатил в Нимведене сто червонцев. *
*) См. разсказ «Счет голландского трактирщика».
а двенадцать яиц, за сыр, масло и две бутылки вина».
Обер-кухмистер Фельтен