Читаем Народы и личности в истории. Том 3 полностью

Просвещение дало миру яркие фигуры: Т. Джефферсона, Б. Франклина, Дж. Вашингтона, А. Линкольна, Д. Мэдисона, Б. Раша, Т. Пейна, Г. Торо, Р. Эмерсона. Все они видели в разуме средство развития, совершенствования человека. Их отличали талант и склонность к наукам. Американская мысль унаследовала традиции пуританской этики, века Просвещения: «И если американских вождей, создавших республику, можно назвать прирожденными англичанами, то в такой же степени они имеют право называться подлинными европейцами, вплетавшими в свое новое предприятие нити всех достойных общеевропейских начинаний. Поколение интеллектуалов, создавшее Декларацию и Конституцию, авторы и читатели «Федералиста» унаследовали культуру Греции и итальянский Ренессанс, идеи Реформации, «великих философов», а потом и Французской революции. Новые американские республиканцы в политической истории Греции и Рима искали образцы гражданской доблести. Ранняя американская архитектура выросла из чистого французского классицизма и ренессансного стиля Палладио, американские педагоги развивали прогрессивное учение Руссо и Песталоцци, американские богословские диспуты (особенно в эпоху трансцендентализма) продолжались в туманной атмосфере Геттингена и других центров немецкого романтизма».[199]

Что представляли собой эти люди? В лице Т. Пейна (1737–1809) американская нация обрела страстного защитника американской независимости. Хотя иные говорят, что его вклад в философию «больше ценится за риторический напор, нежели за умственную новизну». К философии он пришел не сразу. Как и многие деятели той эпохи, он пробовал заниматься многим (открывал корсетную мастерскую и бакалейную лавку, работал акцизным чиновником, преподавал, читал проповеди). Затем решает эмигрировать в Америку (1774 г.). О путях своего духовного формирования Т. Пейн писал: «Мой ум обладал естественной склонностью к науке. Я имел некоторые способности к поэзии, даже поэтический талант. Но я скорее подавлял в себе эту склонность, нежели поощрял, поскольку она заводила меня слишком далеко в область воображения. Как только я получил возможность, я купил пару глобусов и стал посещать философские лекции». И далее: «Я не имел никакой склонности к политике. Она представлялась моему уму не чем иным, как искусством обманывать. Поэтому, когда я обратился к вопросу о государстве, мне пришлось сформулировать для себя систему, соответствующую нравственным и философским принципам, в коих я был воспитан. Я видел, или по крайней мере думал, что видел, широкую перспективу, которая открывалась миру в тех событиях, которые происходили в Америке… Именно из этих соображений я выпустил книгу, известную под заглавием «Здравый смысл», которая была моей первой печатной работой. И, насколько я могу судить, я никогда не стал бы известен миру как писатель, если бы не события в Америке» (1776). Его перу принадлежат такие известные произведения, как «Здравый смысл» (1776), «Права человека» (1791), «Век разума» (1794). Замечу, что между явлениями духовно-исторического плана (создание гениальной теории, эпохальной книги, какого-либо шедевра, революции) существует тайная, возможно, даже мистическая взаимосвязь. В 1776 году, словно в едином пучке энергии, соединились внешне, казалось, вовсе не связанные события: в Америке была принята «Декларация независимости», тогда же в Англии вышли «Богатство народов» Адама Смита и «Здравый смысл» Томаса Пейна. Первое событие ознаменовало собой появление будущих Соединенных Штатов Америки. Книга экономиста А. Смита стала своеобразным манифестом экономического либерализма. «Здравый смысл» Т. Пейна означал торжество либерально-демократической революции. Было ли случайным соединение этих трех событий? Думаю, нет. Все они стали ярким выражением взглядов и настроений той эпохи. Всегда лучшие умы выносят приговор эпохе, намечая дальнейший путь. А народы идут за ними.[200]

Томас Пейн (1737–1809)

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки по истории русской и мировой культур

Народы и личности в истории. Том 1
Народы и личности в истории. Том 1

В этом уникальном трехтомнике впервые в России сделана попытка осмыслить развитие мировой и отечественной культур как неразрывный процесс. Хронологически повествование ограничено тремя веками (XVII–XIX). Внимание автора сосредоточено преимущественно на европейских, американских и русских героях.В первом томе дается определение цивилизации, рассказывается о важнейших событиях Нового и Новейшего времени. Вы встретитесь с великими мыслителями, писателями, художниками, музыкантами, государственными деятелями – Англии, Нидерландов, Испании, Италии, Франции, Бельгии. Образы Галилея и Дж. Бруно, Ньютона и Коперника, Кромвеля и Карла I, герцога Альбы и Вильгельма Оранского, Рембрандта и Рубенса, Людовика XIV и Ришелье, Елизаветы и Помпадур, Мирабо и Робеспьера и т. д. помогут вам зримо и образно представить историю народов как ансамбль выдающихся личностей, событий и фактов.Издание включает богатейший иллюстративный материал и рассчитано на самую широкую читательскую аудиторию как в России, так и в странах зарубежья.Книга издана в авторской редакции.Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.Автор выражает глубокую благодарность и признательность депутату Государственной думы Федерального собрания РФ В.И. Илюхину за помощь в издании этого трехтомника.

Владимир Борисович Миронов

История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное