Похотливое животное! Теперь получи, что заслужил. Не нравится? Нет, мне просто — никак. Что-то надломилось внутри и погасло. Нет ни жалости, ни сочувствия. Странно, но ярости тоже нет. Она досталась Ляльке. Говорят, больнее всего мы способны ранить близких. А Ева… Насколько она мне близка?
Моя Ева проросла во мне цепко. И… уже давно. Кажется, я только сейчас это понял. Только сейчас… чтобы лишить себя надежды на то, что пройдёт, переболит или станет немного легче. Но я не хочу, чтобы стало легче.
— Прости, — повторяет Янка и всхлипывает.
Ползёт к моему незащищённому паху, а там… Там полный штиль. Я рад, что мой «братишка» со мной солидарен. Мы, тропические пчёлы, запустив однажды свой хобот в чистый нектар, редко возвращаемся к суррогату.
Я отстраняюсь от протянутых рук и делаю воду ещё горячее. Янка не боится промокнуть, она приближается и что-то бормочет, умоляет и плачет. Я не слушаю и отворачиваюсь. Делаю воду невыносимо горячей, чтобы выжечь из себя эту мерзость, в которой так сильно увяз. Жаль, горячей водой не очистить душу.
Я пытаюсь абстрагироваться от назойливых объятий, от ногтей, скребущих по спине и ягодицам, от прикосновения к коже чужих губ. Упираюсь ладонями в стену, потемневшую от времени и грязи, и жду, когда стихнет за спиной жалобный скулёж. Когда я останусь один и, наконец, отмоюсь.
— Тёмный, я уж думал, что тебя в сливное отверстие засосало, — весело приветствует меня Анатолий, который, несмотря на поздний час, до сих пор торчит в общаге.
— Толян, а тебя супруга не потеряла?
Ноги меня держат хреново и, поправ закон гостеприимства, я заваливаюсь на диван.
— Ты неблагодарный мальчишка! — нарочито сурово высказывает друг. — Я тут твою задницу спасал, между прочим.
— И как — удачно? Она теперь в безопасности?
— А то! Я этим отсталым баранам отлично разъяснил последствия. Теперь этот подбитый опер знает, что составленное Менделем заявление в прокуратуру долбанет не только по нему, но и по следаку за притянутое за уши обвинение. Ну и плюс — твои побои. Не понимаю только, чем эти идиоты думали? Надеялись, что за тебя вообще никто не впряжётся?
— Похоже на то, — бросаю раздражённо.
Мусолить снова эту тему желания не было, тогда как спать хотелось невыносимо.
— Но я оставил твоим врагам сахарную кость! — радостно и гордо объявляет мой преподобный друг. — Я им посоветовал попытаться заявить на Евлалию за нападение. Представляешь, какую Баев им устроит встряску? И жизнь их уже никогда не будет скучной.
От вновь закипающей злости сон с меня слетел мгновенно, но Анатолий заржал, выставляя вперёд ладони.
— Спокойно, мальчик! Никто не тронет твою Еву. Я им пояснил и эти последствия. Вот как знал, что ты будешь против. Ты мне, кстати, так и не поведал, чем так распалил малышку, что она едва не покалечила противника вдвое больше себя. Хотя последствия ещё неизвестны — мож, Натаха и оглохла от лихой подачи.
— Ты, Толян, не православный священник, ты — дьявольский змей-интриган. Как тебя только церковь терпит?
— Не учи меня жизни, салага!
Мой не ко времени развеселившийся друг ещё долго развлекал меня подробностями своей душеспасительной беседы с соседями. Я уже не слушал и, уплывая в долгожданный лечебный сон, думал о том, что больше не ощущаю себя дома. Здесь меня уже ничто не держит, но нестерпимо манит туда, где захочется встречать каждое новое завтра. Куда я так хотел бы привезти свою девочку, не боясь оскорбить и испачкать. Там она непременно захочет меня простить.
— Тёмный, ты спишь? — прорывается сквозь сон смутно знакомый голос. — Слышь, Тёмный, разговор есть.
Не без труда размыкаю тяжёлые сонные веки и с удивлением отмечаю, что уже утро. Фокусирую взгляд на нарушителе моего сна. Хозяин знакомого голоса — это Пила, и я вспоминаю, что когда предложил ему здесь пожить, то рассчитывал на немногословного квартиранта.
— А позднее никак? — хриплю я, надеясь ещё немного поспать.
— Позднее, Роман, ты меня не разбудишь, а я предостеречь тебя хотел насчёт Тимура Баева. Ты хорошо его знаешь?
72
Хорошо ли я знаю Тимура Баева? Если бы Пила спросил меня, как я отношусь к Баеву, мне было бы гораздо легче ответить на вопрос. Но что я о нём знаю? Владелец крупной топливной компании, соучредитель винодельни в Краснодарском крае, а возможно, уже и нескольких. Опасный и мутный тип, обожающий свою дочь и удививший меня когда-то бережным отношением к моей маме. Тогда я подумал, что внешность обманчива. Однако всё время, что мы прожили под одной крышей, я не переставал ждать подвоха. И я его дождался. За честь узнать этого зверя поближе мне пришлось заплатить слишком высокую цену.
Я взглянул на Пилу и пожал плечами.
— Мне не так много о нём известно. А тебе?
— Но ты ведь встречаешься с его дочерью? — Пила проигнорировал мой вопрос.
— Встречался. Несколько раз, — говорить с кем-либо о Еве мне не хотелось. — Ты, кажется, предостеречь меня собирался?