– Не совсем понимаю, – ответила она. – При чем тут Разведка, жетон… И как вы тогда очутились на Альции?
– Очень просто. Я был обречен. Ну, смертельно болен. Один разведчик, добрая душа, забрал меня на свою базу. Вылечили. Потом – Адапторий на Самарне. Знаете про такое заведение?
– Более-менее.
– А когда пришло время выбирать профессию, я попросился в Разведучилище.
– Кажется, теперь поняла, – Ликка пристально посмотрела ему в глаза. – Вы возвращаетесь на свою планету, да?
– Угадали.
– И… и как там?
– Плохо, – вздохнул Арч. – Плохо до неправдоподобия. Теснота, голодуха, зверство. Лучше я не буду рассказывать. Вы там не были, не поймете. Здесь все по-другому. Другая жизнь, люди другие…
Он взял бутербродик, повертел, положил обратно на блюдо. Ликка осторожно, кончиками пальцев коснулась его руки.
– Простите, если… Чисто женский вопрос, не сочтите за бестактность… Вы возвращаетесь к кому-то? Вас там ждут?
Арч поразмыслил немного.
– Нет, – сказал он. – Я думаю, что нет.
– Простите, я сама не знаю, почему спросила…
– Ничего, – он осушил стакан и отодвинул в центр стола. – Честно говоря, я даже не могу объяснить толком, зачем возвращаюсь. Но и оставаться здесь тоже не могу. Это было бы… подлостью, что ли.
– Как вы сказали? Подлостью? Что это слово значит?
– Ну, как бы вам объяснить. Слово архаичное. Означает поведение предельно аморальное, грязное…
– Дошло, – кивнула Ликка.
– Вот такие мои дела, – подытожил Арч и умолк.
Некоторое время они сидели, не притрагиваясь к еде.
– Только не смотрите на меня с такой жалостью, – попросил Арч.
– Хорошо, не буду. Хотите, я расскажу вам про себя?
– Да. Хочу.
– Рискую показаться вам заурядной дурочкой… Знаете, я была влюблена. Неважно, в кого. Такой девичий возраст, без роковой любви не обходится. Даже неприлично как-то без нее. Вот. Я и влюбилась, – Ликка взяла стакан, посмотрела поверх края на Арча. – Обычно я пью санхалевый сок. Привыкла, с детства. А сегодня захотелось ларгатового. Я чепуху говорю, правда?
Ответа, кажется, не требовалось; Арч промолчал.
– Вот вы улетите на свою планету. Я буду торчать на какой-нибудь перевалочной космостанции. Однажды, когда очень соскучусь, возьму и синтезирую себе ларгатовый сок, – она отпила из стакана. – И вспомню этот день, вспомню вас. Это смешно, да? Я кажусь вам дурочкой?
– Нет.
– Вы из вежливости так говорите. Ведь это же смешно. Даже возраст не оправдание, – заявила девушка, скорее бравируя, чем смущаясь.
– На моей планете нет ларгатового сока, – сказал Арч. – Да и вообще никакого нет. Но если мне станет тяжело на душе, я вполне смогу представить, что пью именно его. – Он взглянул на часы и добавил. – Мне пора.
Ликка сгребла блюдца и стаканы в центр столика, нажала на кнопку сбоку. Темный квадрат посредине столешницы распался на четыре наклонных треугольника, и пластиковая посуда соскользнула сквозь толстую ножку столика к агрегатам очистки и переплавки.
Они вышли через дверь-вертушку в зал, пересекли его, спустились к шестнадцатому порталу, где уже стоял прицепной вагончик, на треть заполненный пассажирами.
– Спасибо вам, Ликка, – сказал Арч. – Прощайте. Будьте счастливы.
– Поцелуйте меня, – попросила она.
Наклонившись, он коснулся губами ее щеки.
– Нет, – запротестовала она. – Так целуют детей.
Маленькие, горячие ладошки сомкнулись на его затылке, лицо Ликки приблизилось вплотную, и все заслонили широко раскрытые серые глаза. Потом ресницы девушки опустились, растерянный Арч ощутил ее дыхание у своих губ, прерывистое нежное дыхание, и чуть заметный, терпкий аромат плодов ларгата… Влажный ожог поцелуя продлился чуть больше мгновения; Ликка отпрянула, потупилась. Арч не успел вымолвить ни слова. Она повернулась и пошла, почти побежала. А он стоял и смотрел, пока ее розовое платье не скрылось вдалеке, за поворотом.
9
И опять он ощутил себя бесповоротно одиноким. Это чувство не покидало его, лишь изредка становилось незаметным, словно воздух, которым дышишь. Там, за порталом, начиналась бесконечность – звездный вихрь Галактики, сгустки пылающей плазмы, разделенной безднами, и крохотные голубые пылинки обитаемых планет. Непомерное, непостижимое пространство просвечивало сквозь реальность, такую обыденную и простую – пухлое, плотно обнимающее кресло, сумка на коленях, урчание тягача, и вот уже панорама космопорта плавно поворачивается вокруг вагончика, бежит мимо, выдвигает из своей глубины серебристую башню пассажирской кассеты, которая стремительно разрастается ввысь и вширь, запрокидываясь от собственной высоты.
Внутри решетчатой шахты сновали кабины подъемников. На макушку кассеты уже опускался, растопырив стыковочные муфты, антигравитационный буксировщик. Прежде, чем шагнуть из подъемника в раскрытый люк, Арч оглянулся и увидел сквозь прозрачную стенку густой, загибающийся кверху точечный рой, исходивший из треугольной пасти далекого, призрачного икосаэдра. Где-то там, в крохотном ботике-двойке, улетала случайно встреченная и утраченная навсегда девушка в розовом платье. И в том, что она походила, как близняшка, на Аму, крылась нестерпимо горькая насмешка судьбы.