Нарвегия

Так что пока, – Майлз выделил это слово. – погибло всё же не так много пожилых людей, как могло бы. С другой стороны, ещё три-четыре года, и то, что вы рассчитали, вполне могло бы осуществиться.

Трудно сказать наверняка, какие именно цифры ваше Руководство считало… конечными.

А далее – это оружие могли бы применять точечно и периодически – по мере необходимости. Против каких-то отдельных личностей. Или группировок…

Леонид, ощущая, как то краснеет, то бледнеет лицо, отпил воды. Поперхнулся.

Чёрт! Всё-таки это происходит! Неужели нельзя как-то остановить?!.. Он поднял глаза.

Но Майлз опередил его готовый сорваться с уст вопрос:

– Нет-нет, уже всё прекратилось. Мы сразу стали отслеживать этот спутник… Три дня он не излучал ничего, кроме ретрансляции обычных телеканалов, а затем… Как раз в тот день, когда стало известно, что вы выкарабкаетесь… Спутник взорвался. – видя широко открывшиеся глаза Леонида, Майлз пояснил, – Можете не сомневаться – только из-за вас вашему… э-э… «действующему только во благо народа», и «демократичному» Правительству пришлось уничтожить спутник стоимостью в почти миллиардов долларов!

В том числе и поэтому, надеюсь, вы понимаете – вам лучше пока находиться в здании. Для вашего руководства всё сводится, как вы и сами знаете – к коммерческой выгоде. А вы сорвали… Очень «экономически выгодное Предприятие!» Так что не хочу вас пугать, но…

Мы рассудили в связи с этими обстоятельствами, что вам с Леной понадобятся не только Убежище, Гражданство, и Программа Защиты Свидетелей. Придётся пойти и на пластические операции, и даже, возможно, смену цвета кожи. – увидев выпученные глаза и открывшийся рот Леонида, Майлз поспешил пояснить, – Извините. Не удержался: последнее – только шутка! Впрочем, в каждой шутке есть… доля шутки.

А остальное – чистая правда. Так что слово – за вами.

В наступившей тишине Леонид несколько раз порывался что-то сказать. Но слова застревали в горле. Так что он со стороны, наверное, выглядел как рыба, выброшенная на песок. Да он себя так и ощущал!

Месть не то, что возможна – она почти неизбежна!

Для любого Чиновника срыв Коммерчески выгодного Предприятия – потеря ДЕНЕГ! Ну, и лица… А уж для Главного Чиновника Страны, Отца Народа – ПРЕСТИЖА!

А это – поважней всего остального. Если мурашики-рабы поймут, что можно выступить против Системы, и остаться безнаказанным, это чревато…

Потерей и мурашиков и денег!!! Узнай они правду.

И вопрос будет поставлен принципиальный: убрать его и Лену теперь должны в назидание другим! Чтобы не вздумали бунтовать! И мешать Бизнесу Отца-Основателя!

– Могу пока сказать только за себя. – выдавил наконец Леонид. – На пластику лица я согласен. А цвет кожи – только если Лена не будет против…

– Она – не против! – поспешил его заверить Майлз. – Она предпочитает превратиться в жайтаянку. Это потому, что узкие глаза сделать нетрудно, а негроидный тип вам… Подойдёт плохо.

С этим Леонид не мог мысленно не согласиться. Поэтому, повздыхав, и похмыкав, согласился и вслух: жайтаец – так жайтаец.

– Отлично, – прокомментировал Майлз, хотя по лицу его, как всегда, трудно было судить, нравится ему решение Леонида, или нет. – Самолёт у вас через три дня. Готовы к перелёту?

– Да. Готов. Да и профессор сказал, что я – в порядке.

– В таком случае – желаю удачи. – Майлз протянул руку.

Пожав её, Леонид не удержался:

– Майлз… Если это не слишком большой секрет – чисто технический вопрос. Как же им хватало мощности охватить почти километровую ширину?!

– Ах, вот что. Ну – это не так сложно. Сам диаметр луча был не особенно велик – не больше пятидесяти метров. Так достигалась нужная интенсивность на единицу площади. А автоматика просто водила этим лучом из стороны в сторону – на ширину в километр… При этом двигая его ещё и вперёд. Ну, так, как это происходило с лучом развёрстки на экранах старинных кинескопов. Или почти так же, как делает ребёнок, когда ему нужно закрасить карандашом большой лист бумаги…

Хотя при этом и сильно снижалось время воздействия на… э-э… на каждый конкретный объект. Но тем, у кого изношенное сердце… – Майлз не договорил.

– Понятно… – протянул Леонид, – Судя по-всему, мощности и времени хватало как раз для…

– Да, – пристально глядя ему прямо в глаза, докончил за него Майлз. – Именно так.

Теперь они с Леной могли быть вместе постоянно.

Майлз, вняв просьбам Леонидам, приказал служащим Посольства перенести койку Лены к нему в палату. Впрочем, теперь она и не была палатой – капельницы и приборы контроля убрали.

Эйфория первых часов вместе, и осознание того, что они живы, и в безопасности, сменилась сомнениями и опасениями. Лена, буквально как тигрица в клетке, мерила комнату шагами – от окна к двери. Леонид предпочитал больше сидеть и лежать. Хотя разминку-зарядку иногда делал: нужно!

Теперь, когда они обо всём значимом и важном переговорили, разговаривать-то оказалось почти не о чем. Да и неприятно: наверняка их прослушивали.

С этим смирились. Труднее было смириться с мыслью о том, что вся их дальнейшая жизнь – гонка на выживание.