Нас называли ночными ведьмами. Так воевал женский 46-й гвардейский полк ночных бомбардировщиков

Старшего команды среди них не нашлось. Ничто не объединяло солдат, кроме смертельной усталости. На меня — старшего лейтенанта — никто не обратил внимания. Я подал (как учили) команду: «Встать! Освободить помещение!» В ответ из дальнего угла послышалось: «Уматывай-ка отсюда, старшой, подобру-поздорову. А то шлепнем». От добрых, но обидных слов и бессилия молодая кровь кинулась в голову. Мне стало ясно: они расправятся с каждым, кто посмеет нарушить их покой. В сердцах я побежал предупредить Бершанскую о грозящей ей опасности. Она выслушала мой доклад и спокойно пошла к дому. И вот мы уже вместе стоим в полутемном зале. У меня еще колотится сердце. Она стоит спокойно: высокая, статная, строгая, в черном летном шлеме и белом подшлемнике. На туго подпоясанной ремнем гимнастерке с золотыми авиационными погонами — знак высшей воинской мудрости орден Суворова. Здесь же боевые ордена: Александра Невского, Красного Знамени, Отечественной войны, знак гвардии.

Она не успела ничего сказать, а, казалось, растерявшие за годы войны все святое мужики, без команды стали вставать, охорашиваться, очарованно глядеть на невиданное чудо.

Когда мы возвращались к самолету, нас провожала толпа доброжелательных общительных людей, готовых чем угодно угодить женщине. Бершанская сделала круг над деревней. Они все время махали ей шапками.

С тех пор я другими глазами смотрю на картину Делакруа, где прекрасная женщина, обнажив грудь, увлекает на баррикады толпу мужчин; верю в силу пламенных слов «Пассионарии» у стен Мадрида; принимаю на веру красивую сказку о маленькой парижанке в кроваво-красной амазонке, за которой якобинцы и санкюлоты шли штурмовать Бастилию.

* * *

Зиму 1944/45 года в течение четырех месяцев полк стоял в бывшей усадьбе бежавшего помещика — Далеке. Я писала домой: «Здесь значительно спокойнее, чем было северо-восточнее Минска, когда добивали, уничтожали окруженную группировку фашистов, а они бегали по лесам, по ржи, выползали неожиданно из кустов с поднятыми руками или с наведенными автоматами, обозленные, страшные…»

Летали мы очень много, преимущественно в район Варшавы, за что и награждены медалями «За освобождение Варшавы». Мы бомбили немецкую оборону в Модлине, Пултуске, находившиеся на марше крупные воинские соединения, подрывали мосты, пути сообщения. Враг сопротивлялся еще яростно, упорно. В ночь на 22 декабря полк сделал 324 вылета. Это был рекорд. Некоторые экипажи успели сделать по 16 вылетов за ночь — примерно двенадцать часов «чистого воздуха»… Мы сбросили 60 тонн бомб, а у нас работало всего 15 вооруженцев. Знамя полка всю ночь простояло на старте!

Шла высадка наших десантов за реку Нарев в район укрепленного немецкого плацдарма. Мы прикрывали с воздуха эти операции…

Самолет Санфировой был подбит над целью севернее Варшавы, с горящей плоскостью возвращался домой. Сбить огонь не удалось, и Леля приказала прыгать. Они приземлились на нейтральной полосе. Леля подорвалась на противопехотной мине, а Руфе повезло, на ее участке были противотанковые…

Похоронили мы Санфирову в Гродно, звание Героя ей присвоили посмертно, а Гашева получила его при жизни… Летала она потом с Н. Поповой, которая стала командиром 2-й АЭ.

И мы вспоминали наших погибших, сгоревших: если бы они имели парашюты, может быть, кто-то остался в живых. Может, и Галя Докутович, Женя Руднева и другие. Но у них парашюта не было. И мы понимаем теперь, что это была ошибка командования — летать без парашютов.

В Далеке мы встречали новый 1945 год — год Победы. Помню, что там было очень много елок, и пошло увлечение елочными украшениями. Их делали сами, где-то даже покупали безделушки, доставали цветную бумагу, клей, таскали друг у друга фотографии и клеили шуточные игрушки. Во всех комнатах стояли зеленые елки, украшенные самым причудливым образом… Когда после нас туда вошли артиллеристы, они рассказывали о своем впечатлении: в комнатах с веселыми елками и детскими игрушками воинской частью и не пахло…

Наши войска продолжали свое победное наступление. Мы миновали Варшаву и продвинулись к Восточной Пруссии. Зимой замело снегом все дороги, и грузовые машины не могли подвозить снаряды к передовой. Мы получили задание днем возить боеприпасы на По-2 — единственном самолете, который в таких условиях мог летать и сбрасывать грузы. Вспоминается, как Зоя Парфенова, направляясь к нашим артиллеристам, увидела, что немцы заходят в тыл нашей части, самолет обстреляли и ее ранили в ногу. Но она все же подлетела к нашим, сделала посадку около орудий, доложила командиру о немцах и сдала боеприпасы. После того как ей перевязали ногу, она взлетела, вернулась на аэродром и только тогда отправилась в госпиталь. В конце войны Зоя Парфенова стала Героем Советского Союза.

В феврале 1945 года фронт подошел к Восточной Пруссии. Мы вступали на землю врага…