Нас называли ночными ведьмами. Так воевал женский 46-й гвардейский полк ночных бомбардировщиков

Ольховская Люба и Тарасова Вера — Донбасс, сбиты в июне 1942 г.

Ефимова Тоня — умерла от болезни, декабрь 1942 г.

Ступина Валя — умерла от болезни весной 1943 г.

Макагон Полина и Свистунова Лида — разбились при посадке 1 апреля 1943 г., Пашковская

Пашкова Юля — умерла 4 апреля 1943 г. после аварии в Пашковской

Носаль Дуся — убита в самолете 23 апреля 1943 г.

Высоцкая Аня и Докутович Галя — сгорели над «Голубой линией» 1 августа 1943 г.

Рогова Соня и Сухорукова Женя — сгорели над «Голубой линией» 1 августа 1943 г.

Полунина Валя и Каширина Ира — сгорели над «Голубой линией» 1 августа 1943 г.

Крутова Женя и Саликова Лена — сгорели над «Голубой линией» 1 августа 1943 г.

Белкина Паша и Фролова Тамара — сбиты в 1943 г., Кубань

Масленникова Люда — погибла при бомбежке, 1943 г.

Володина Таисия и Бондарева Аня — потеряли ориентировку, Тамань, март 1944 г.

Прокофьева Панна и Руднева Женя — сгорели над Керчью 9 апреля 1944 г.

Варакина Люба — погибла на аэродроме в другом полку в 1944 г.

Макарова Таня и Белик Вера — сгорели в Польше 29 августа 1944 г.

Санфирова Леля — подорвалась на мине после прыжка с горящего самолета 13 декабря 1944 г., Польша

Колокольникова Аня — разбилась на мотоцикле, 1945 г., Германия

После войны, когда полк уже был расформирован и мы вернулись в Москву, нас мучила мысль о погибших девушках. Да, мы видели горящие самолеты и понимали, что экипажи вряд ли могли остаться в живых. А все же? Не попали ли они в руки врагов, не лежали ли их трупы на обгоревшей нашей земле?

Так горько было писать родным: «пропала без вести». Тогда собрали мы деньги на поездку на Кубань для Рачкович Евдокии Яковлевны, и она поехала по местам, где были сбиты наши самолеты…

Однополчане собрались в клубе МГУ, и Дуся рассказала нам, как она была в поселках, над которыми горели машины, и нашла могилы девушек.

Трудно представить себе это, но вблизи передовой линии люди, которые жили там, на оккупированной территории, вытаскивали из-под обломков тела погибших и хоронили их. Рачкова помогла восстановить все имена.

В поселке Красном стоит памятник десяти девушкам, похороненным в братской могиле, — 8 сгоревшим в ночь на 1 августа и сбитым раннее Белкиной и Фроловой. Могли теперь и родные приехать и навестить могилу…

После собрания все пошли по домам, а я с Рачкевич села на скамеечку в парке. Было темно. Фонари слабо освещали наши лица. И я сказала: «Знаешь, Дуся, мы не очень дружили с тобой во время войны, разные мы люди, а теперь я хочу признаться, что мое отношение к тебе резко изменилось. Ты сделала святое дело, я уважаю тебя и благодарю за это». И она обняла меня. «Спасибо. А я ведь даже как-то побаивалась тебя в войну»…

И вот нет у нас в полку «без вести пропавших», а то ведь ходили слухи, что была девушка наша в каком-то из немецких концлагерей.

Я уже писала, что до 1944 года летали мы без парашютов, да кто же и когда летал с парашютами на таких самолетах? Если сбивали над нашей территорией, то летчик, часто даже раненный, ухитрялся сесть на вынужденную, а если на той стороне, то лучше смерть, чем плен…

Сейчас нам кажется, что это было ошибкой командования и нашей тоже. Людей обрекали на смерть, не оставляя им надежды избежать плена, сесть на парашюте на нейтральной полосе, даже на вражеской территории, выйти к нам, остаться в живых, а не гореть вместе со своим самолетом. Вышли же Санфирова с Гашевой с вражеской стороны на Тамани… С другой стороны, сгорели Таня Макарова и Вера Белик над нашей территорией…

Когда мы прибыли на фронт, нас было 115, четырех похоронили в Энгельсе, 9 человек ушло из полка по разным причинам: ликвидировали должности комиссаров эскадрилий, перевели на партийную работу, по состоянию здоровья.

А когда окончили войну, в полку было 230 человек, в два раза больше; летного состава стало 80 человек вместо 40.

Если произвести несложные подсчеты, то можно видеть, что во время войны, уже на фронте мы приняли в полк 150 женщин, обучили их и ввели в строй целый новый полк! Не прерывая боевой работы.

Обычно авиаполки уходили на переформирование в тыл, там получали пополнение, самолеты, учились и вылетали на фронт. Истребители-штурмовики через месяц-два боев оставались снова почти без машин и экипажей.

Мы ни разу не уходили в тыл. Летчикам давали отдохнуть пару недель в прифронтовых санаториях, там и подлечивали раны.

Иногда из-за погоды или при подготовке сложной наземной операции полк мог неделю не летать, это было активное «академическое» время. Время теоретических, тактических конференций, тренировок, самодеятельности, литературных журналов. Мы не любили эти дни… Полк становился каким-то неуправляемым, не таким дружным, многие болели…

Кончилась война. Евдокия Бершанская вышла замуж за Бочарова, тем самым символически объединив наши полки. Три однополчанки защитили докторские диссертации, около десяти — кандидатские. Появились среди нас врачи и педагоги, редакторы и общественные деятели, немногие продолжили свой путь в авиации.