Нас называли ночными ведьмами. Так воевал женский 46-й гвардейский полк ночных бомбардировщиков

У мальчишки на самой макушке смешно торчал хохолок. Я попробовала пригладить прямые, как иголки, волосы, но они не поддавались. Растерянно я оглянулась на мастера, и он скороговоркой сказал:

— Ничего-ничего, это с непривычки. Потом улягутся. Следующий!

Женя Руднева спокойно улыбнулась мне и села. Тонкая шея в широком вырезе гимнастерки. Строгий взгляд серо-голубых глаз. Тугая светлая коса. Глядя на себя в зеркало, Женя стала неторопливо расплетать косу. Наконец, она тряхнула головой, и по плечам ее рассыпались золотистые волосы. Все кругом застыли: неужели они сейчас упадут на пол, эти чудные волосы?…

Поглядывая на Женю, мастер стал молча выдвигать и задвигать ящики, ворошил там что-то, перекладывал щетки, гребенки… Потом тяжело вздохнул:

— Стричь? — спросил негромко.

Женя удивленно подняла глаза и утвердительно кивнула. И он сразу нахмурился, сердито проворчал, обернувшись к нам:

— Тут и так тесно, а вы все столпились… Работать мешаете!

И снова защелкали ножницы, неумолимо, решительно. Даже слишком решительно.

Повернувшись, я пошла к выходу. Справа и слева от меня неслышно, как снег, падали кольца и пряди, светлые и темные. И мягко ступали сапоги по этому ковру из девичьих волос.

* * *

…Долго девушки не могли привыкнуть к тому, чтобы обращаться к подруге, с которой спала рядом, которую называла «Ира» или «Ириша», официально: «Товарищ начальник штаба» или «товарищ лейтенант». Строгости воинской дисциплины казались ненужными.

Вот как об этом вспоминает авиатехник Мария Щелканова:

«С первых же дней организации полка к нам прибыла инженер старший лейтенант Озеркова — строгая, по-военному подтянутая, физически закаленная. Прибыла она из Иркутского военного училища, где вела педагогическую работу.

Весь коллектив механиков и техников невзлюбил ее. За что? За то, что она начала с муштры, выправки, строгого соблюдения уставных правил. Требовала, чтобы мы дословно повторяли ее приказания, докладывали об исполнении, подходили и отходили по форме. А мы, люди, пришедшие с гражданской службы, считали соблюдение внешней дисциплины ненужной формальностью. Мы были убеждены, что и без следования букве устава честно и самоотверженно выполняем свой долг.

А Озеркова была неумолима и не шла ни на какие уступки. В любое время — и днем и ночью, в мороз и в бурю — она поднимала нас «по тревоге» и с часами в руках следила за точным выполнением своих приказаний.

Только позже, на фронте, мы изменили свое отношение к Озерковой. Мы поняли, что своей требовательностью и строгостью она закаляла нас, готовила к преодолению трудностей, с которыми мы встретились в боевой обстановке. Только на фронте мы поняли свою ошибку: Озеркова не сухой бездушный формалист, за которого мы ее принимали, а живой, прямой, отзывчивый человек. Мы полюбили Соню Озеркову, оценили ее как талантливого руководителя, старшего товарища и друга».

* * *

Из дневника штурмана Гали Докутович (летная школа, Энгельс):