Нас называли ночными ведьмами. Так воевал женский 46-й гвардейский полк ночных бомбардировщиков

…Когда в палату вошла Таня Алексеева, девушки с любопытством повернули к ней головы. От нее, «ходячей», всегда ждали новостей. И она старалась полностью оправдать возлагаемые на нее надежды: не было случая, чтобы она не принесла «лежачим» какого-нибудь известия или просто маленькой новости госпитального масштаба.

Перекинув через плечо черную косу, Таня подняла худую руку и помолчала, выжидая. Цыганские глаза весело поблескивали.

— Девочки, — она сделала паузу, — «Борода» начал ходить!

— Ур-ра! — закричала Хиваз, моментально придя в восторг. — Таня, Таня, спляши вместо меня! Нет-нет, я сама!

Она тут же с помощью пальцев и кистей рук изобразила какой-то замысловатый танец. Летчик по прозванию «Борода» долго лежал в гипсе с переломами ног, как и сама Хиваз. Они были друзьями по несчастью, и все, что касалось «Бороды», Хиваз принимала близко к сердцу.

— Это — первое. А второе: к нам привезли Тасю Фокину. Только не волнуйтесь — могло быть хуже. У нее сильно повреждена челюсть. Самолет при вынужденной посадке зацепил за дерево…

— А где же она? Где? — волновалась Хиваз.

— Сейчас ее приведут. И еще могу вам сообщить, что послезавтра меня выписывают! Готовьте письма в полк!

— Счастливая!

Таня сияла, с желтухой покончено, и ей не терпелось уехать в полк, чтобы приступить к своим обязанностям техника эскадрильи.

Открылась дверь. В сопровождении медсестры вошла Тася с перебинтованной вдоль и поперек головой, казавшейся неправдоподобно большой.

Начались расспросы. Почти не двигая ртом, Тася промычала все полковые новости. Только о гибели Дуси Носаль не упомянула — думала все уже знают. Утомившись, она легла и повернулась лицом к стене.

Таня, на пару минут выходившая в коридор, вошла как-то незаметно, и стояла в дверях тихо, опустив голову. Подняв потухшие глаза, обвела всех взглядом:

— Дусю Носаль… убили над целью…

— Не может быть! — воскликнула Рая Аронова. — Я же ей письмо…

На тумбочке еще лежало Дусино письмо. Она подбадривала Раю и Хиваз, обещала прилететь за ними, когда их будут выписывать из госпиталя.

Хиваз ничего не говорила, губы ее подрагивали, наконец, она прошептала:

— Лучше бы меня…

* * *

В Ессентуках, в госпитале, Рае Ароновой пришлось лечиться долго: глубокая рана в боку заживала медленно.

Однажды из полка пришло письмо, из которого она узнала, что три ее подруги, штурманы, начали ускоренную тренировочную программу, чтобы официально стать летчиками. Все они, как и Рая, перед войной окончили аэроклубы, но не имели необходимой летной практики. Теперь, чтобы стать летчиком, командиром экипажа, им требовалось совсем немного: проверочные полеты под контролем опытного инструктора Это было поручено заместителю командира полка по летной части Серафиме Амосовой.

Рая рвалась из госпиталя, чтобы успеть пройти контрольную программу вместе с подругами. В конце концов так и получилось. С апреля 1943 года Рая Аронова, Женя Жигуленко, Наташа Меклин и Нина Ульяненко были зачислены в летчики.

* * *

П. Гельман, Р. Аронова

Фрески о наших буднях

Пройдут года. И ужасы войныИзгладит время в памяти моей,Но в дружеском кругу, за праздничным столомМы вспомним боевые будни наших дней.С моря ветер веет, развезло дороги,И на Южном фронте все сложней летать.

Про бои в Моздоке и у МалгобекаЭти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищахГде-нибудь, когда-нибудь мы будем говорить,Как зенитки били и лучи ловили,Но упрямо продолжали цели мы бомбить.Давай ударим по одной,Давай ударим, товарищ мой!Ночь светла. При лунеТерек виден вполнеВ эту ночь, над рекой

САБы виснут толпой.Темный лес, а в лесу(Видим мы с высоты)Как фашисты бегут,Испугавшись, в кусты…Смелых родила наша планета,В этом ей выпала честь;Есть бомбардиры, есть бомбардиры,Есть бомбардиры, есть!

* * *