Насекомый

– Положительно, – отвечаю, – отношусь. У нас на Зине Портновой, Сократ рассказывал, в прошлом году отвратительно топили. Многие тогда в уличную канализацию перебрались, поближе к трубам, дома выдержали только самые морозоустойчивые. А в канализации разве жизнь? Нет, без сомнения, там тепло, но питаться экскриментальной пищей, простите… Мы ж не мухи!

– Верно говорите, Агам, – согласился Катерпиллер, – мы не мухи, чтоб крысиный помет вкушать. Нам самой матушкой природой иной стол предназначен…

– Да, да… – кивнул я и зачем-то ляпнул: – И стул.

– И стул, – автоматически согласился Семен Обусловович, а потом, когда уже произнес, с удивлением на меня уставился. – Постойте, при чем же здесь стул?

– Да так, юморю, – улыбнулся я, – люблю, знаете ли, Семен, каламбуры выкобенивать.

Катерпиллер громко рассмеялся и мягко похлопал меня по спине.

– Уважаю, Агамемнон! Юмор – дело хорошее. Причем, что занимательно, и к месту, и не к месту. На юморных тараканов обижаться грех. Уважил старика, Сократов. Молодец!

– Стараюсь, Семен, – ухмыльнулся я, – это у меня наследственно, от предков. Кстати, давно вы с Сократом знакомы?

– А мы и не знакомы, – перестал смеяться Катерпиллер, – я сказал: слухами земля полнится. Мы ж тут не только в норе сидим, а еще общаемся, торговлю ведем, культурным обменом в полный рост занимаемся, сельским хозяйством… Вон, плесень какую вывели. Такую поищи на всей Петроградской… А кофий?

– Кофе знатный, – поддакнул я.

– Вот… А про ваш Сократов клан мне от Правопушкарских известно, от родни. У них там с вами какие-то семейные связи… Кто-то то ли от них к вам, то ли от вас к ним перебрался… Миграция, понимаешь… Я, от кого точно не помню, но про Сократа не раз слыхал. Говорят, второго такого интеллектуала во всем Петербурге днем с огнем не сыскать… Я скептик. Не особо верил, а вот тебя, Агам, увидел, пообщался чуток, и сомнения мои рассеялись. Уж коль ты, молодой таракан, такой ничего себе не глупый, то каковы ваши старшие-то, а? Логично?

– Логично, Семен, – кивнул я и решил тоже перейти на «ты». Тем более что каждая выпитая капля амброзии все сильнее растормаживала мое сознание.

– Что ж, пора вернуться к нашим клопам, – выпустил Катерпиллер очередную струю ароматного дыма. – Расскажи старику, Агамемнон, каким ветром тебя в наши края занесло…

И я рассказал. И про «Abibas», и про обморок, и про долгое путешествие с Анной Андреевной. О том, как оказался в бутылке и как из нее с помощью Муши Чкаловской выбрался. Умолчал только о мечтах…

– Добрая муха, – кивнул Катерпиллер, когда я закончил свое длинное повествование. – У нас с ней пакт.

– Пакт? – удивился я.

– Ага, – кивнул Семен Обусловович, – она нам на кофе во время просушки оного не гадит, а мы плесень в кухню не тащим. Они, мухи, грибка не выносят.

– Я заметил, – кивнул, скорее для поддержания разговора. Потому что ничего подобного я ровным счетом заметить не мог. – Прости, Семен, Муша мне сказала, что Катерпиллер – это твой творческий псевдоним…

– Да, да, да… – задумался хозяин. – Это ты точно выразился. Именно псевдоним. И именно творческий. Красиво звучит, правда? Но, главное, очень прогрессивно.

– Ага, – осторожно согласился я, – но только малость непонятно.

– Что ж, непонятно – разъясним. Ты только не перебивай. Дело в том, Агамемнон, что сам я нездешний, как и ты. Правда, молодость свою буйную провел не так далеко, не на Зине Портновой. У меня все проще, родился я на той стороне улицы…

– А-а… – хотел я вставить что-то свое. Что, сейчас уж не припомнить, но Катерпиллер посмотрел на меня так сурово, что я аж усы в кофейник опустил.

– Не перебивай, – твердо попросил он, – не терплю. Спросил, дай расскажу. А не интересно, можешь идти на все четыре стороны.

– Простите, – тихонько извинился я, – вовсе я не хотел вас обидеть.

– Ладно уж, – смягчился хозяин, – слушай.

И вот что Семен Обусловович мне поведал:

«Явился я на свет в подвале обычного старого дома на улице Большая Пушкарская, в кухонной стене одного известного ресторанчика. Отсюда, Агам, у меня и природная склонность к предпринимательству, а также искренняя любовь к доброй пище.

Мать моя, коренная уроженка здешних мест, с ранней юности питала слабость ко всему заграничному, а когда в ресторане вместе с ящиком замороженных куриных окорочков непостижимым образом появился большой черный эмигрант из Штатов, афроамериканец со странным именем Обуслов Гарлемский, она тут же выскочила за него замуж. Тот и усом пошевелить не успел.