Наш Артем

Вошли в кабинет. И некоторые делегаты сразу оробели. Губернатор появился при всех регалиях, наполнив кабинет малиновым звоном орденов. Он даже шпоры нацепил.

Зная, с чем пожаловали рабочие, губернатор стал расспрашивать их о случаях грабежей. Делегаты привели точные данные, указали на бездействие полиции и настаивали на создании своей рабочей заводской охраны. В ходе беседы в кабинет вошел харьковский полицмейстер Бессонов и тут же вмешался в разговор:

— Никаких дружин! Я дам заводу большой наряд полиции, этого будет достаточно для наведения порядка в заводском районе.

Артем перебил полицмейстера:

— Мы благодарим господина Бессонова за внимание, но твердо настаиваем на самоохране рабочих. Полиция боится показаться в районе заводов, дайте нам оружие, и мы сами будем стеречь свои жилища. Выловим и доставим вам всех воров и бандитов.

Бессонов «убедил» губернатора не разрешать рабочим организацию самоохраны, невзирая на настойчивые требования Артема.

Губернатор обратил внимание на молодого человека с черными усиками:

— Ты, я вижу, человек смелый, у тебя умное и открытое лицо. Скажи своим товарищам на заводе, чтобы они честно работали и не подвергали город непрерывной лихорадке своими забастовками. У вас там, на паровозном, появился агитатор Артем. Вот и сегодня я читал о его преступной деятельности. Берегитесь таких смутьянов, они пришли к вам неизвестно откуда, чужие они заводу…

Артем рассыпался в «благодарностях», заверил губернатора, что он, конечно, постарается, а агитаторов и знать не знает.

Только в молодости можно жить так, как говорили древние: «Все мое ношу с собой». Сегодня в Сабурке, завтра на Лебединской улице у Николая Чинова, а вот где его застанет ночь послезавтра — Артем не загадывал. Если ничего не подвернется, он придет опять на Лебединскую, к «Коле-конспиратору». Сколько раз тут проводились собрания, занимались кружки — и ни единого обыска. Коля хвалился, что дом его охраняет вся улица.

Вечереет. Теплое южное солнце золотит верхушки редких в этих рабочих кварталах деревьев. По старинке почти на каждом перекрестке собирается молодежь, играет гармошка, слышны песни, а там, глядишь, и закружились пары.

Артем сидит на завалинке, вытянув усталые ноги, слушает знакомые песни. Сегодня ему хочется отдохнуть, присоединить к хору свой баритональный басок, а когда немного отойдут ноги, оторвать гопака или чинно пройтись в простенькой кадрили. Сегодня ему хочется раствориться среди этих молодых людей, порадоваться их немудрящим радостям, посмеяться, поухаживать за разбитными фабричными девчонками.

Когда немного отдохнул, почувствовал, что голоден. Ну, это не беда, не привыкать. Подошел поближе к плясунам, сам приготовился войти в круг и просто так, наверное по привычке, оглянулся. И вот тебе на! Настроение сразу испортилось. На углу торчит шпик в засаленном котелке. Он еще сегодня днем ему примелькался.

Артем кивком подозвал двух своих, как он их именовал, «гарибальдийцев», только что весело плясавших, а сейчас отошедших в сторону покурить. Глазами указал на котелок. Ребята преобразились. Взялись под руки и, шатаясь, несвязно что-то бормоча, неверными шагами направились к слишком любопытному господину.

— Раз-ре-ши-те, пожалста, милейший, папироску…

Котелок быстро лезет в карман и протягивает гулякам пачку. Те не спеша копаются в коробке, будто выбирают получше. Затем просят огонька. Появляются спички.

— Премного благодарны… Разрешите проводить вас. Места здесь глухие, а вы, видать, человек не здешний. Неровен час, бока наломают, всякие хулиганы бывают…

Парни галантно берут шпика под руки и, несмотря на его энергичные протесты и попытки освободиться, уводят.

В укромном местечке непрошеный гость — получает изрядную трепку. Вознося хвалу господу за то, что остался жив, он спешит унести ноги с Лебединской улицы.

9 июля. Жарко, пыльно. Состоятельный Харьков разъехался по дачам, отправился на курорты. И в церквах, на службах все меньше и меньше прихожан. Летом это обычное дело. Поэтому прохожие с удивлением останавливаются у Мироносицкой церкви. В самом центре города в божий храм набилось народу видимо-невидимо. И богомольцы-то непривычные, обычно таких на службах бывает немного. Гадать не приходится — рабочие.

Обыватель вообще по природе своей любопытен, а тут этакое невиданное зрелище. Многие попробовали войти в церковь, но им это не удалось. Зато они услышали, что священник хотя и гнусаво, но со слезой отслужил панихиду по убиенным «царем Иродом» рабам божьим. У многих присутствующих на глазах слезы, слышны тяжелые вздохи, сдерживаемые рыдания.

Но отец Амвросий опасливо поглядывал на молящихся. Теперь он уже в душе честил себя на чем свет стоит за то, что дал уговорить Своей дальней родственнице отслужить панихиду. Сама-то она безбожница, в церковь ни ногой. А тут заявилась с каким-то здоровенным парнем, и так и эдак — отслужи да отслужи. Если бы не четвертной… тьфу, попутал окаянный бес.

Скорей бы уж служба кончалась, да дьякон что-то больно распелся, небось хватил уже, ишь басище-то какой густой!