Наш последний эшелон

Дети были во дворе. Сын с мальчишками играл в войнушку на развалинах ларька для приема стеклопосуды, Людочка и подружки соревновались, прыгая между резинок. Людочка, хоть и маленькая, но прыгает вроде не хуже других, которые повзрослее. Ганин стоял в сторонке, курил, смотрел на детей. Потом вошел в подъезд. Пусть играют, вечер выдался хороший, мягкий. А скоро ждать снега, первые числа октября… Еще успеют дома насидеться.

– Привет.

– Привет.

Коротко, привычно поцеловался с женой.

– Как себя чувствуешь?

– Лучше… Таблетки весь день пила. Завтра, думаю, уже можно будет…

Ганин хотел сказать: «Нет, больше ты никуда не пойдешь. И надо сдать все недопроданное обратно». Но не сказал. А на что жить? Стал раздеваться, медленно, виновато.

– Подожди, Саш, сходи в магазин. – Татьяна протянула ему пакет и пачечку мелких денег.

– Откуда?

– Вот починила те рваные… Сходи, купи риса хоть, тут как раз на кило хватит.

– Уху… – Ганин принял деньги, склеенные скотчем; у Татьяны накопились за время торговли грязные, порванные, затасканные, теперь вот и они сгодились. – Уху… Нам не обещают пока, спрашивали… Нет, говорят… – Зачем-то сказал это, ведь Татьяна и так знает, что денег ему в ближайшее время вряд ли дадут.

И она ответила, как отвечала много-много раз; сказала с безысходной, механической надеждой, надеждой, без которой нельзя:

– Что ж, как-нибудь…

Как-нибудь, как-нибудь… Все спасаются этим «как-нибудь». Что еще остается…

– Четыре триста, пожалуйста, в первый отдел. – Ганин положил на блюдце деньги.

Кассир хотела выбить чек, но заметила, что у денег подозрительный вид, взяла их, перебрала.

– Вы что, молодой человек, издеваетесь? Мы такие не принимаем. Видите, нет? – Она стукнула ногтем в стекло, отделяющее ее от покупателей.

На стекле лист бумаги, к нему прикреплены изодранные купюры по сто, двести, пятьсот рублей, а сверху надпись: «К приему не подлежат».

– Простите, но мои же в порядке, аккуратно… – попытался было уговорить Ганин; кассир, немолодая усталая женщина, перебила его, протягивая деньги:

– Ну одна бы, две, а то все такие. Куда я их дену? Тем более перед закрытием… Нет, молодой человек, заберите, пожалуйста!

Ганин взял деньги, сунул в карман. Вздохнул и пошел в другой магазин.

1997 г.

Неприятность

Давненько я не видел Славу в таком состоянии, кажется, с позапрошлого года, когда налоговая полиция сняла с него двенадцать лимонов. Не выбил чек на бутылку колы и – пожалуйста. Вот он тогда повертелся, чтобы и магазин за собой оставить, и башли выплатить, и в долги особо не влезть. Двенадцать штук сумма и сейчас не маленькая, а тогда вообще…

– Что, Славян, в конце концов прогорел? – спросил я, протягивая руку.

Он вяло ответил на мое пожатие, поморщился:

– Нет пока, но неприятность большая.