На самом деле в жизни все выглядело несколько иначе. Во-первых, Ризберг признает в своих воспоминаниях, что увидела “странного офицера” в Киеве на конных бегах и обратила на него внимание, так как он вел там себя весьма свободно. Зададимся вопросом: что делает на конских бегах в Киеве командир отряда миноносцев, находящихся в повышенной боевой готовности, да еще с огромной суммой казенной наличности? Разумеется, играет. Ну а то, что Ризберг обратила на него внимание, говорит о том, что играл Шмидт скорее всего широко! Что делала сама Ризберг на бегах, в мемуарах не уточняется. Возможно, дама просто отдыхала, возможно, присматривала себе жертву. После встречи на бегах как-то с трудом верится, что затем Ризберг “случайно” оказалась именно в купе “странного офицера”. Вероятность такого совпадения ничтожно мала. Однако почему столь романтично начавшийся роман вдруг столь внезапно закончился? Да прежде всего потому, что у Шмидта скоро просто-напросто кончились деньги. Дама тут же куда-то исчезла (оставив, впрочем, удрученному лейтенанту свой адрес). Кроме того, к этому времени Шмидт убедился, что его участие в одесских событиях осталось вроде бы незамеченным и ему по этой части ничего не грозит, отвечать теперь надо было только за дезертирство и за растраченные деньги. К тому же с началом осени резко активизировалась деятельность одесских комитетчиков в Севастополе, и лейтенант должен был появиться именно там. Наступало время Шмидта! А поэтому лейтенанту ничего более не оставалось, как ехать сдаваться властям с повинной. И в данном случае Шмидт действует весьма грамотно. Он не едет в заштатный Измаил, а торопится в Севастополь и телеграммой взывает к дядюшке-сенатору о помощи. Теперь дважды дезертир и растратчик был как никогда близок к каторге. Относительно своего дезертирства Шмидт придумывает весьма неуклюжую версию о том, что внезапно получил письмо о семейных неурядицах своей сестры и помчался к ней поддержать в трудную минуту. Но сестра живет в Керчи, а Шмидт посещает ипподромы в Киеве! К сведению, в то время весьма оживленно действовала пассажирская каботажная линия вдоль всего северного побережья Черного моря. Пароходы ходили от Измаила на Одессу, Евпаторию, Севастополь, Феодосию и Керчь. Почему бы не взять билет на пароход, тем более что зайдя по пути в Севастополь, можно было бы вполне решить вопрос и с отпуском по семейным обстоятельствам. Если допустить, что Шмидт так страшно торопился в Керчь, что не мог дождаться ближайшего рейса, то с этим никак не вяжется посещение им киевского ипподрома. Вообще же, учитывая достаточно близкие отношения Шмидта с сестрой, можно предположить, что, ссылаясь на нее, он мог всегда обеспечить себе какое угодно алиби. Сестра же не выдаст брата! Пытаясь оправдаться в отношении растраты казенных денег, он пишет в своей объяснительной, что якобы “потерял казенные деньги, катаясь на велосипеде по Измаилу”... Ида Ризберг в своих воспоминаниях говорит, что Шмидт выдвигал кроме этой версию о том, что его спящего обокрали в поезде, и сокрушался, что ему никто не верит. Несколько позднее, под давлением фактов, он все же сознается в дезертирстве и растрате.
В 1927 году Борис Пастернак создает поэму “Лейтенант Шмидт”. И хотя написана поэма с большим пафосом, судя по времени написания, она старшая сестра “Золотого теленка”. Интересно, но истории с воровством денег в поэме уделено прямо-таки не последнее место. Это и понятно: не каждый день герои грабят казенные кассы!
Я ездил в Керчь. До той поры
Стоял я в Измаиле.
Вдруг — телеграмма от сестры —
И... силы изменили.
Четыре дня схожу с ума,
В бессилье чувств коснею.
На пятый к вечеру — сама.
Я объясняюсь с нею.
Сестра описывает смерч
Семейных сцен и криков
И предлагает ехать в Керчь
Распутывать интригу.
Что делать! подавив протест,
Таю сестре в угоду,
Что, обнаружься мой отъезд,
Мне крепости три года.
Помешали. Продолжаю. Решено.
Едем вместе. Это мне должно зачесться.
В гонке сборов и пока сдаю судно,
Закрывают отделенье казначейства.
Ночь пропитана, как сыростью, судьбой.
Где б я был теперь, тогда же в путь не бросься?
Для сохранности решаюсь взять с собой
Тысячные деньги миноносца.
В Керчь водой, но по Дунаю все свои.
Разгласят, а я побег держу в секрете.
Выход ясен: трое суток толчеи
Колеями железнодорожной сети.
В Лозовой освобождается диван.
Сплю как мертвый от рассвета до рассвета.
Просыпаюсь и спросонок за карман.
Так и есть! Какое свинство! Нет пакета!
Остановка! Я — жандарма. Тут же мысль:
А инкогнито? — Спасаюсь в волны спячки.
По приезде в Киев — номер. Пью кумыс.
И под душ, и на извозчике на скачки.