Наш Современник, 2002 № 02

На вопрос, поставленный в заглавии этой статьи, можно ответить, не сомневаясь: увы, такого слова нет, сегодня “все дозволено” — можно писать что угодно, бумага все стерпит. Грубо-непристойные слова, нецензурная брань, матерщина получили ученое название “ненормативная лексика”. Растет недоверие к литературной речи, появляется иллюзия, что только матом можно сказать правду. А между тем явление это органически чуждо и губительно для русской литературной традиции. Один из насущных вопросов сегодня: как модернизировать культуру, не разрушив ее традиционных ценностей?

 

 

Исторически психотип русского человека сложился так, что печатное слово для него всегда было уважаемо и ценилось выше устного (сложилась и поговорка: “лучше печатного не скажешь”, отсюда и выражение “непечатное слово”, то есть презренное, недостойное быть напечатанным). Сказались здесь, наверно, наряду с извечной тягой русского мужика к грамоте, и влияние православного книгопечатания, и существовавшая, особенно в последние столетия, цензура в печати, моральная и идеологическая, с непомерным гнетом последней в советский период. Впрочем, какие бы ни были на то исторические причины, но уважение русского человека к печатному слову само по себе похвально. (За последнее десятилетие “беспредельной” свободы печати это уважение сильно поубавилось, если не исчезло вовсе.)

Прямое отношение к традиции печатного слова в русской культуре имеет так называемая “неприличная” лексика. Наш известный языковед О. Н. Трубачев писал: “Неприличность” — понятие общечеловеческое, но только его объем и понятийное поле различны в разных культурах и языках. Возможно, мы, русские, лучше чувствуем чрезвычайную “выразительность” таких слов, которые знаменуют, так сказать, антикультуру и особенно строго изгоняются из литературного языка и культурной жизни в эпоху массовой книжной продукции”. На Западе соответствующие слова воспринимаются как обозначения, в русском же языке они больше ассоциируются с ругательствами (причем наиболее гнусное то, которое оскорбляет священное слово “мать”). Поэтому совершенно недопустимо копировать западную традицию, где нормы языка иные. Двуязычный мастер слова Владимир Набоков говорил, что о сексе лучше писать по-английски, ибо в этой области есть известная непереводимость на русский язык.

Действительно, почти во всех англоязычных толковых словарях значатся грубо-непристойные слова, связанные с сексуальной сферой. У нас же наиболее полный словарь народного языка В. И. Даля не содержит матерных слов, а сам Даль определяет мат как “похабство, мерзкая брань”. (Как известно, после смерти Даля его словарь, дополненный матерными словами, — работа других авторов — в России все-таки был издан, несмотря на протесты общественности. Ныне издательство “Цитадель” повторило в репринте это издание, где по-прежнему на обложке кощунственно значится один автор — Даль.) Умолчание физической стороны любви, по-тютчевски таинственно безмолвной, как сама природа, — один из характернейших приемов русской литературы. Не случайно в таком богатейшем языке, как русский, практически не существует слов (за исключением медицинских терминов и непристойностей) для обозначения сексуальных органов, эмоций и действий. Отсюда и совершенно уродливое соединение несочетаемых слов “заниматься любовью”. Один из мудрецов высказал примечательную мысль: детородные органы Творец дал человеку, чтобы будоражить совесть и испытывать душу человека — соединит ли он их с любовью и стыдливостью или с жестокостью и цинизмом. Действительно, нигде добро и зло не соседствуют так опасно, как в плотском влечении. На крыльях любви энергия пола возносит человека на божественные высоты духа, и она же, лишенная любви, в угаре похоти и цинизма низвергает человека ниже животного, в бездну порока. Цинизм матерных выражений в русском языке несовместим с любовью. И в этом “пробный камень” искренности чувства любви у русского человека. Вместо сквернословия — недомолвки и метафоры, дающие простор для воображения, ощущение тайны и таинства — таково свойство таланта русского писателя, его внутренней культуры.