Наш Современник, 2002 № 07

Стареющий, но еще не седой, с отнимающимися после лютых переохлаждений в тюрьме и на каторге ногами писатель трудился с удвоенной энергией. По старой привычке он писал ручкой с пером, макая его в банку с разведенными чернилами и выводя с нажимом на бумаге крупные четкие буквы, свою, только ему присущую вязь, схожую с почерком дореволюционных мастеров, которые не боялись отвечать за каждое свое слово.

Кочин не дожил до горбачевской “перестройки”, но он на себе испытал рапповскую “перестройку”, которая, к счастью, не была воплощена полностью, но все же тлетворным духом своим принесла немалый вред, когда уничтожалась сама русская история под лозунгом одного крикливого поэта без национальности: “Я предлагаю Минина расплавить, Пожарского...”, растаптывались классические традиции, внедрялись вульгаризаторство и нигилизм. Однако в своих тайных записях, ссылаясь на атмосферу 20-х и начала 30-х годов, на беспокойные дни своей писательской деятельности, Николай Иванович точно предугадывал, каким махровым цветом могут расцвести в будущем посеянные антинародными деятелями, презрительно называвшими Россию Расеей, ядовитые семена. Ему не пришлось увидеть этой напасти, но как точно в цель били бессонные его мысли:

“40 лет доказывали, что личность в истории роли не играет. А умер Сталин, и стали все гадости приписывать ему, все объяснять его волей, дескать, он сам всю власть забрал и он один за все в ответе”. (И это написано при всем неприятии Кочиным Сталина!)

“Демократическая мысль всегда, даже в своем гуманизме, попахивала сервилизмом, хамством, угрозами, петлей, плахой. (“Будь моим братом, а то вздернем на виселицу”)... Демократическая мысль всегда льстила народу, подхалимствовала перед ним, соревнуясь в обещаниях и продажности. И в этом соревновании отбирались самые наглые льстецы, самые изворотливые интриганы, самые энергичные деспоты...”

Как будто вчера написано, а на самом деле писалось это в 60-е годы.

К годам своего детства, к своим духовным истокам возвращается Кочин в романе “Гремячая Поляна”, где слово “Россия” названо им священным. Кочин не видел России без крестьянства, без пахаря — этого единственного настоящего радетеля и хозяина земли.

И не щадящий в крутой прямоте никакие авторитеты, он в своих заметках не мог не осудить уважаемого им Максима Горького: “...советскую жизнь он не знал совсем, и когда начинал говорить о современности, то сразу напоминал собою старую крепостного времени барыню, которая, живя в своем имении, знала о мужиках по рассказам плута управляющего (у него был Ягода) и все безбожно путала, а главное — находилась в блаженной уверенности, что ее мужички все живут богато, едят вкусно, молят Бога за здоровье своей барыни и только думают, как бы ей угодить... Так он думал о мужиках, теперь колхозниках, самоуверенно и докторально рассказывал со слов Ягоды и Сталина о “прекрасной” и “зажиточной” жизни в деревне”.

Он ушел из жизни с чистой совестью труженика, вспахавшего свое поле. В ящиках его письменного стола осталось немало исписанных страниц, о которых не ведал никто. Запекшаяся боль была на этих страницах, разящая всякую ложь правда, мудрость высоких истин, раздумья о временах, переходящих одно в другое, чтобы свидетельствовать о бесконечности мятущейся и страдающей жизни, которая все же дает счастье и являет многогранную красоту.

В первом кочинском романе “Девки” есть волнующие душу слова:

“Страна родная! Первый воздух, которым мы начинаем дышать, воздух нив твоих, лесов твоих, рек твоих. Жизнь без тебя, что луг без зелени, долина без куста, лес без тени, птица без перьев, небо без света. Любовь к тебе, Россия, не знает ступеней: кто не все для тебя делает, тот не делает ничего, кто тебе не все отдает, тот во всем тебе отказывает”.

Уверен, состоится оно, новое прочтение Кочина...

Россия... Один из ее затерянных среди перелесков и пашен нижегородского края уголков. Село Гремячая Поляна. Старый, с тремя окнами по фасаду крестьянский дом. Простое крылечко сбоку. Кочин.

 

Валерий ШАМШУРИН

Людмила Лаврова • Последний парад наступает (Наш современник N7 2002)

ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД НАСТУПАЕТ

 

К выходу в свет книги К. Г. Мяло “Россия и последние войны XX века”

 

Преданный, как героический и жертвенный символ, проданный, как металлический хлам, крейсер “Варяг”, влекомый на заклание в чужие пределы, оторвался от конвоиров-буксировщиков и какое-то время, отдавшись океанской стихии, дрейфовал в прощальном своем свободном плаваньи...