Наша Няша (СИ)

Зацени цену штучки — говаривал Маняшкин одногруппник Кудыкин, выхваляясь очередным айфоном или абсолютно не нужным ему гаджетом. Зацени цену дружбы — гадливо проквакала где-то в глубине души юношеская вечно перегибающая тварь, не знавшая цену жизни. Умом она это понимала — справиться с собой получалось с пятого на десятое.

Что-то с недавних пор забродило заколобродило в незатейливом нутре тихой воспитанной девочки. Из приличной семьи, прилично поднаторевшей в показухе и лицемерии. Тянуло бунтовать и лично неприлично выражаться. Выражаться стеснялась: маты в её исполнении звучали неуклюжим несуразным клёкотом. На смех курам! А вот бунтовать получалось всё лучше и лучше.

— Папа, Николай Игнатьевич твой друг, — вежливо напомнила Маняша, стараясь не глядеть ему в глаза, чтобы не расклеиться и не зареветь.

Отца пока ещё было жалко. Скоро, наверно, пройдёт, но сейчас им лучше вообще не встречаться.

— Именно поэтому ты должна поздравить его. В конце концов, — нашёл отец правильные слова, — Николай с тобой возился, когда я был в командировке, а мама в больнице.

— Это было пятнадцать лет назад, — угрюмо пробормотала она.

— Это было, — отрезал он.

Бунтуй — подстрекала её бабуля. Бунтуй, торопись, пока я жива. Умру, они тебя стреножат и принесут в жертву. А там засосёт, и превратишься в свою неудалую мать. Промучаешься всю жизнь, которую не жаль выбросить на помойку.

Бабушке видней: она целый профессор.

— Хорошо, — ответила за Маняшу честная дочь, которую «вырастили-выкормили». — Я поеду. Прости за эгоистичный порыв сменять юбилей твоего друга на вечер с друзьями.

— Там будут не одни старпёры, — мягко съязвил отец.

Дозировано отмеряя эмоции, как и подобает лично приличному потомку русских интеллигентов в цепочке поколений.

— Все приедут семьями. Соберётся компания молодых да ранних.

— А я до них уже доросла? — вежливо сыронизировала дочь.

— Иди, занимайся, — сухо процедил отец, разворачиваясь и освобождая дверной проём.

Вот и поговорили.

Скрипнула дверь бабулиного кабинета.

— Маняша! Деточка, принеси мне водички!

Её мигом сдуло — в кухню ворвалась вихрем. Раз водички, значит, бабушка принимает лекарства. Значит, заботится о том, чтобы не бросить внучку раньше времени на произвол судьбы. Ей бы только годик потерпеть. Потом диплом, и они вместе уедут, куда подальше.

Бабуля выковыривала из упаковки таблетку, когда внучка поставила перед ней кувшин со свеже остывшей кипячёной водой. И гранёный стакан в подстаканнике «9 мая 1945». Вообще-то в кабинете был оборудован свой кухонный уголок: бабуля старалась пореже выбираться «на люди». Но иногда она увлекалась чтением или написанием писем, забыв заранее накипятить воды.

Маняша осторожно улеглась на старый кожаный тёмно зелёный диван в стиле «Сталинское ретро». Устроила подбородок на валике, вздохнула и нерешительно предложила:

— Давай уедем.

Бабуля допила воду, утёрла губы сложенным платком и деловито уточнила:

— Куда?

— Куда-нибудь подальше. Лучше на юг, — взялась фантазировать внучка, рисуя картины уютных домиков у самого Чёрного моря. — Тебе там будет хорошо. Можно, конечно, остаться и здесь в Сибири. Но, лучше на юг, — мечтательно шмыгнула носом она, сдув упавшую на глаза тонкую щекотливую прядь.

— И где, с твоего позволения, мы станем жить? — придирчиво уточнила бабуля, откинувшись на спинку дедушкиного кресла.

Сцепила на животе пальцы и шевелит ими, шевелит: мол, давай, завирайся дальше — тебя потешно слушать.

— Я не шучу, — нисколечко не обиделась Маняша. — Будем снимать угол. Я пойду работать.

— Кем, пойдёшь? — позволил себе сыронизировать целый профессор. — Прачкой?

— Анна Иоановна, таких профессий давно не существует, — хмыкнув, авторитетно заявил представитель молодой поросли продвинутой современности. — У всех стиральные машины. Даже у тех, кому вечно не хватает на жизнь.

— Ну, допустим, — скептически вздёрнула бабуля красиво очерченную бровь и продолжила допрос: — А учёба?

— Можно и заочно закончить, — отбила передачу внучка. — Я уже почти специалист.

— А мальчики, бары и прочее?

— Обойдусь, — отмахнулась юная самоуверенная идеалистка.

— Я в твои годы не обошлась. В нашем районе была шикарная дискотека.

— Куда приносили шикарный магнитофон, — подхватила Маняша. — Бабуль, ты наивна, как Наташа Ростова. Сейчас на вечеринке ты не пережила бы первые полчаса.

— Брось, — отмахнулась женщина, прошедшая перестройку. — Не набивай цену вашему беспределу. Итак, говоришь, домик на берегу?

В её тоне появились какие-то новые нотки — Маняша насторожилась. И не зря. Бабуля превратилась в холодного прагматика — к чему прибегала редко. Её серые глаза отливали сталью. Её губы затвердели, стянутые в нитку. Даже морщины заметно разгладились. Немного подумав, она приказала:

— Гулять!

Значит, у них будет серьёзный разговор — вспорхнула с дивана Маняша и бросилась одеваться. Не для посторонних ушей. Значит, на этот раз пустой, в сущности, трёп внучки навёл Анну Иоановну на какую-то решительную и бесповоротную идею.

Хоть бы. А то дышать и впрямь всё трудней. Особенно любить близких.