Наша первая революция

Кадеты утверждали, что революционная тактика исчерпала себя, что политическая борьба должна быть отныне локализирована в стенах Думы. И вот, логика думской борьбы привела к упразднению Думы и поставила кадетов лицом к лицу с вопросами революционной тактики. Кадеты обвиняли нас в том, что вместо реальной поддержки реально существующей Думы, мы готовим массы к какому-то фантастическому "выступлению". И вот, накануне роспуска Думы кадетский официоз не нашел другого ответа пред лицом напиравшей реакции, как пригрозить ей "трубными звуками" народного восстания.

Кадеты обвиняют нас в якобинской попытке подорвать государственные финансы. И вот, логикой политической борьбы они были вынуждены в июле выпустить воззвание, которое есть ничто иное, как бледная копия "якобинского" манифеста, выпущенного нами в декабре.

Кадеты порицали наш метод захвата прав. Революционной силе пролетариата они противопоставляли нравственный авторитет нации, Рабочему Совету Государственную Думу. И вот, в то время, как наш "финансовый" манифест, под моральным давлением Совета, напечатала вся либеральная пресса, - выборгское воззвание, несмотря на весь авторитет Думы, появляется исключительно подпольным путем. Это воззвание печатаем мы, партия революции, и применяем для этой цели тот самый метод захвата, который кадеты так жестоко осудили.

В октябре и ноябре мы, опираясь на силу пролетариата, пользовались свободой прессы, собраний и союзов. В мае и июне Дума оказалась не в силах обеспечить за нами эти права.

И, наконец, скажем мы, если декабрьская реакция в своей бешеной попытке восстановить все утерянные позиции не снесла либеральной партии с ее собраниями и с ее прессой, то это потому, что она встретила революционный пролетариат на своем пути. Не думают ли либералы, что реакция нашла бы в самой себе сдерживающие начала, если бы рабочие не оказали ей мужественного сопротивления? Не думают ли кадеты, что правительство, еще в октябре разочаровавшееся в выгодах либеральной политики, утруждало бы себя созывом Государственной Думы, если б в декабре пролетариат снова не восстал против самодержавного режима?

Если правительство стояло в нерешительности пред Думой 2 1/2 месяца, то не потому, что его заворожила корректность г. Муромцева, а потому, что оно страшилось повторения декабрьских событий.

Мы утверждаем: Государственной Думы не было бы, если б не было рабочего Совета. Наоборот, Дума оказалась не в силах создать условия существования не только для Совета, но и для самой себя.

IV

Дума упразднена. Но не упразднена ни одна из тех огромных задач, которые собиралась разрешить Дума. Разгон Думы поставил вопрос о путях и методах дальнейшей борьбы. Если из предшествующего сопоставления нашей тактики и тактики кадетов следует какой-нибудь вывод, так это, надеемся, тот, что их тактику приходится менять на нашу. Мы попрежнему опираемся на развитие революции и считаем, что независимая политика пролетариата является самым могучим двигателем этого развития.

В манифесте своего декабрьского выступления пролетариат поставил своей целью - вырвать власть из рук бюрократической монархии. Героическая попытка пролетариата разбилась о сопротивление армии. Благодаря опыту Думы, задача декабрьского пролетарского восстания стала теперь, в той или иной степени, задачей народных масс. Как и в декабре, армия является непосредственным препятствием к переходу власти в руки народа; как и в декабре, вопрос о настроении армии должен быть поставлен в практической форме народного выступления.

Такое выступление естественнее всего приурочить к моменту роспуска Думы. Удалив народных представителей из Таврического дворца, абсолютизм беспощадно раздавил иллюзию насчет мирного перехода власти к народу путем конституционного соглашения. Он снова предстал пред народом во всей своей отвратительной самодержавной наготе, - и то отношение, которое он вызвал к себе, лучше всего покрывается лассалевскими словами: "Рукой за горло его и коленом на грудь!".

Крестьянские массы верили в Думу, или, по крайней мере, в добрые намерения трудовой группы*327. Разгон Думы является достаточным поводом, чтоб попытаться их поднять. Буржуазные элементы города оскорблены в лице конституционных демократов. Пролетариат не нуждается в доверии к Думе, ибо его достаточно толкает вперед ненависть к абсолютизму. Армия, сдерживаемая еще отчасти механизмом дисциплины, оказывается неизбежно в замешательстве пред властью, которая разделилась на ся. Общественное возбуждение достигло кульминации. Все это заставляет думать, что разгон Думы является наиболее благоприятным моментом для того, чтоб снова поставить вопрос: на чьей стороне армия?

...На чьей стороне армия? - написали мы, и последние буквы этого вопроса нам пришлось дописывать под отдаленные раскаты свеаборгской канонады...*328.

Можно жалеть, что Петербург, на который устремлены взоры всей страны, не взял на себя энергичной инициативы, - и во всяком случае нельзя допустить, чтоб свеаборгское восстание осталось без отклика в столицах, а затем и в провинции.