Читаем Наша счастливая треклятая жизнь полностью

Мокрая карусель скрипит и покачивается. С ознобом вздрагиваю от мысли, что сейчас можно сесть на это холодное сиденье и почувствовать дуновение встречного осеннего ветра.

Карусель

Летом в субботу и воскресенье городошные шли в центр гулять. Дети, предчувствуя радость от встречи с каруселями, охотно совершали обычно нелюбимую процедуру — мыли шею и ноги в тазу с холодной водой. Потом надевали чистые платьица и костюмчики, клали носовые платочки в кармашки и как приличные детки зализывали челки и чубчики мокрой расческой. Отцы тоже с удовольствием шли на такого рода мероприятия, твердо зная, что свою законную кружку-две (а может, и три) — и не только пива — они выпьют, что бы эта «анаконда» ни говорила. Мамаши шли с надеждой, что уж сегодня этот «скот» будет вести себя по-человечески, и пусть все видят, как крепка наша семья.

И правда, пока шли через старый город по средневековой разбитой булыжной мостовой, обдирая шпильки, куря «Беломор» и обсуждая предстоящие аттракционы, производили впечатление приличной семьи. Ближе к центру и «цивилизации» — впечатление рассыпалось. На каждом углу стояли бочки с пивом и вином, были еще с надписью «Квас», но около них толклись только женщины и дети. Отцы под предлогом «поздороваться с сослуживцами» задерживались около винных бочек дольше положенного, чем вызывали хныканье своих чад и учащенное дыхание супруги. Наконец семья добиралась до центральной площади, где дети катались на машинках или лошадках с педалями.

Нас мама тоже водила кататься, и мы ездили по кругу, врезаясь в стаю ленивых голубей, которые не столько взлетали, сколько разбегались от нашей быстрой езды. Потом мы шли в парк, под Генуэзскую башню святого Константина, и там катались на самолетах, лодочках, каруселях на цепях и чертовом колесе. Совсем маленькие детки ездили с черепашьей скоростью по деревянному кругу на всевозможных животных: верблюдах, оленях, лосях, а их перевозбужденные родители бегали за ними и кричали: «Ох, я сейчас кого-то догоню! Ну, сейчас я точно кого-то догоню!» Шел маленький паровозик по рельсам, и там тоже сидели невозмутимые малявки со своими скрюченными отцами, у которых ноги не помещались в кабинке и колени доставали до ушей. У теток в накрахмаленных кружевных наколках на голове, восседавших на высоком табурете, детям покупали газированную воду с сиропом. Весь этот щенячий праздник оглашался песнями из репродукторов: «И я по шпалам, опять по шпалам идуууууууу домой по привычке! Па-па-ру па-ру па-ру па-ру па-ру-ра! Е-е».

Каждый раз проезжая по кругу мимо мамы, мы с Нанкой весело махали ей и кричали: «Мама, а мы вот они! На нас смотри, мама!» Мама смотрела на нас, улыбалась, но нам казалось, она плачет. Только без слез плачет. Мы знали: она скучала по папе и жалела, что он не видит, как мы растем. Выходя из парка, мы брали маму за руки и прижимались к ней. «Пойдем, мама, домой. Мы уже накатались». Она с радостью соглашалась.

А в кустах, перекатавшись на каруселях, мучились рвотой дети, и отцы заботливо учили их: «Запомни! Никогда не блюй себе на ботинки. Блюй в сторону!»

Домашние игры

Когда мы с Нанкой оставались вдвоем и все интересные и неинтересные дела были переделаны, мы с ней придумывали какую-то новую игру.

Игры были незатейливы, но требовали сил и сноровки. Вот совсем простая: один цепляется за дверь, поджав ноги, а другой раскачивает дверь из стороны в сторону. Слететь можно было легко — кто дольше продержится, тот и выиграл. Раскачивая, надо было найти такой ритм, чтобы цепляющийся не смог подладиться под него, — резкий и короткий рывок сбрасывал противника на пол. Мама потом недоумевала: так быстро расшатываются дверные петли, или это садится дом?

«Половики» — игра веселая, шумная. У нас в комнате на полу лежали длинные половики-дорожки. Одна садилась на половик и держалась за него изо всех сил, а другая бралась за противоположный конец, впрягалась, так сказать, и бегала по комнатам, стараясь сбросить седока. Нанка мотала меня по всему дому с такой скоростью, что все предметы, попадавшиеся на пути — столы, стулья, диваны, — хорошо отпечатывались на моем костлявом теле. Но я держалась и не падала, изматывала Нанку тоже будь здоров, хотя она была намного сильнее меня. Когда приходила моя очередь тащить, я делала это с трудом, пробуксовывала на месте, падала, а Нанка покрикивала: «Ну, Шурка, тащи же меня! Мне так неинтересно! Сижу тут как дура!» И давала советы: «Сними носки! Помочи ноги, тогда не упадешь». Помогало.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [memoria]

Морбакка
Морбакка

Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — "Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции" — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы. В 1890 году, после смерти горячо любимого отца, усадьбу продали за долги. Для Сельмы это стало трагедией, и она восемнадцать лет отчаянно боролась за возможность вернуть себе дом. Как только литературные заработки и Нобелевская премия позволили, она выкупила Морбакку, обосновалась здесь и сразу же принялась за свои детские воспоминания. Первая часть воспоминаний вышла в 1922 году, но на русский язык они переводятся впервые.

Сельма Лагерлеф

Биографии и Мемуары
Антисоветский роман
Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей. Их роман начался в 1963 году, когда отец Оуэна Мервин, приехавший из Оксфорда в Москву по студенческому обмену, влюбился в дочь расстрелянного в 37-м коммуниста, Людмилу. Советская система и всесильный КГБ разлучили влюбленных на целых шесть лет, но самоотверженный и неутомимый Мервин ценой огромных усилий и жертв добился триумфа — «антисоветская» любовь восторжествовала.* * *Не будь эта история документальной, она бы казалась чересчур фантастической.Леонид Парфенов, журналист и телеведущийКнига неожиданная, странная, написанная прозрачно и просто. В ней есть дыхание века. Есть маленькие человечки, которых перемалывает огромная страна. Перемалывает и не может перемолоть.Николай Сванидзе, историк и телеведущийБез сомнения, это одна из самых убедительных и захватывающих книг о России XX века. Купите ее, жадно прочитайте и отдайте друзьям. Не важно, насколько знакомы они с этой темой. В любом случае они будут благодарны.The Moscow TimesЭта великолепная книга — одновременно волнующая повесть о любви, увлекательное расследование и настоящий «шпионский» роман. Три поколения русских людей выходят из тени забвения. Три поколения, в жизни которых воплотилась история столетия.TéléramaВыдающаяся книга… Оуэн Мэтьюз пишет с необыкновенной живостью, но все же это техника не журналиста, а романиста — и при этом большого мастера.Spectator

Оуэн Мэтьюз

Биографии и Мемуары / Документальное
Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана
Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана

Лилианна Лунгина — прославленный мастер литературного перевода. Благодаря ей русские читатели узнали «Малыша и Карлсона» и «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименона, Виана, Ажара. В детстве она жила во Франции, Палестине, Германии, а в начале тридцатых годов тринадцатилетней девочкой вернулась на родину, в СССР.Жизнь этой удивительной женщины глубоко выразила двадцатый век. В ее захватывающем устном романе соединились хроника драматической эпохи и исповедальный рассказ о жизни души. М. Цветаева, В. Некрасов, Д. Самойлов, А. Твардовский, А. Солженицын, В. Шаламов, Е. Евтушенко, Н. Хрущев, А. Синявский, И. Бродский, А. Линдгрен — вот лишь некоторые, самые известные герои ее повествования, далекие и близкие спутники ее жизни, которую она согласилась рассказать перед камерой в документальном фильме Олега Дормана.

Олег Вениаминович Дорман , Олег Дорман

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары