Наша счастливая треклятая жизнь

Одна из главных уличных игр была игра «в классики». Мы чертили классики и набивали песком банку от гуталина. Называлась она биткой. Носком ботинка били по ней и скакали на одной ноге до наступления полной темноты.

Другая игра — «пробочки». Откручивались пробки от духов, одеколона, шампуней, клались в карман, и, потряхивая ими, мы шли на улицу. Кидая пробку на землю, нужно было с определенного расстояния попасть ею в пробку другого игрока, и тогда она становилась твоей.

Играли в «жмурки» и прятались по чужим палисадам, гремя выставленными на просушку тазами и ведрами, за что были с проклятиями гонимы хозяевами.

«Ловитки» тоже была подвижная игра. Мы гонялись друг за другом толпами, взрослые нас боялись — скорость не всегда удавалось сбавить, и какая-нибудь тетка закручивалась в наш водоворот, если не успевала предусмотрительно прилипнуть к забору.

Скакалка! Сколько ей было отдано сил! Через нее скакали даже взрослые девушки и парни. Двое крутят толстую веревку, веревка смачно бьется о землю. Скакали с притопом, прихлопом, на двух ногах, на одной, крестом и парами.

«Десятки»! Любимая моя игра с мячом. Мячом нужно было бить о стену с недюжинным мастерством: через спину, через руку, между ног, с отскоком, с переворотом.

А еще — «разрывные цепи», «ручейки», «путаница», «краски», «числа», «города», «штандер» — много разных игр, и мы готовы были с утра до вечера и с вечера до утра проводить время на улице.

Театр

Нанкина неистощимая фантазия не давала покоя ни ей, ни мне. Она писала пьесы и ставила спектакли. В тонкой зеленой тетрадке она черкала, слюнявя карандаш, и что-то шептала себе под нос. Первая пьеса называлась «Мой брат Миша». Она была незатейлива, но жалостлива: началась война, два брата уходят на фронт, а младшая сестренка остается дома. Нанка и Ирка были братьями, а я — оставленная сестренка. Репетиций не было, Нанка просто рассказала, кто и как должен действовать в соответствии с ее замыслом, и в семь часов около магазина открылся самодельный занавес. Зрители пришли с билетами, предварительно розданными нами. Народу оказалось много, сидели на принесенных из дома стульях, табуретках, ящиках.

Нанка вышла в синих с оттянутыми коленками спортивных штанах, в мальчишеской кепке, с пионерским галстуком на шее. Зрители устроили овацию сразу. Нанка дала паузу и сообщила, что началась война, отцов поубивали, и теперь ей, юному пацану, пришел черед идти на фронт умирать. Залихватски сплюнув в сторону, она затянула песню «Орленок». Тут вышла на сцену Ирка, примерно в таком же одеянии, и поинтересовалась: куда это ее брательник собрался? Нанка объяснила все заново, что, мол, началась война, всех отцов поубивали, и теперь вот пришел ее черед идти на фронт. Ирка обрадовалась и сказала, что тоже уже готова защищать Родину, и притащила из-за кулис две здоровые палки — вроде это ружья. Они несколько раз дружески обнялись, спели «Каховку» и уже хотели было уйти на фронт.

Тут вышла я, вся в белом: платье из белого тюля, на макушке — гигантский бант. Перед спектаклем над моим имиджем основательно поработали старшие девочки: нарумянили, накрасили тушью глаза, помадой губы, волосы «забигудили» — кукла из фильма «Три толстяка». Зрители оценили мою красоту, и аплодисменты зазвучали громче. Я дождалась, когда станет тихо, и, хлопая накрашенными ресницами, спросила у новобранцев: «А куда это вы, братья мои родные, собрались?» Нанка с Иркой наперебой стали мне объяснять, что, мол, пойми ты, глупенькая маленькая девочка, война началась, отцы-то уже все как один погибли, теперь пришла очередь взрослых пацанов сложить свои буйны головы. Я их внимательно выслушала и спросила: «А мне что делать?» Братья сняли кепки, почесали в затылках, снова их надели и предложили мне потанцевать, пока они будут воевать (зрители стали тихонько смеяться). Я согласилась и по-быстрому, под свое «ла-ла-ла», станцевала малоподвижный танец куклы. Братья пожали мне руки, взяли палки-ружья и повернулись, чтоб навечно уйти, но я их остановила: «Подождите, я с вами!» Нанка с Иркой развернулись ко мне с совершенно разъяренными лицами и стали вежливо мне объяснять: «Пойми ты, дурья башка, ты — маленькая девочка, ты не умеешь воевать, ты испугаешься фрицев, и они тебя просто-таки-напросто-таки убьют на фиг. Понимаешь? Собралась она воевать! Тут есть кому воевать!»