Наша счастливая треклятая жизнь

Когда пришла осень и утра стали холодными, Владимир Николаевич стал носить с собой градусник и измерять температуру воды. Градусник был пластмассовый, красного цвета, с красным шариком и специальным изгибом, чтобы его можно было вешать, но поскольку вешать было некуда, он всегда просто лежал на пушистом махровом полотенце Владимира Николаевича. Однажды, когда все были в воде, я, как обычно, села на полотенце и услышала хруст. Градусник! Это был он! Я страшно испугалась, прикрыла его нашим тощим полотенцем и отошла в сторону. Вышли совершенно синие девочки, и Нанка сразу плюхнулась на место моего преступления. Она охнула, стала извиняться, но Владимир Николаевич рассмеялся и закрыл тему.

Когда мы шли домой, Нанка все сокрушалась, а я ее утешала. Предлагала не говорить маме, но она маме сказала, и та ругала ее: «Почему ты такая неловкая? Надо смотреть, куда садишься! Узнай, сколько это стоит, я отдам деньги!» У меня было такое ощущение, будто я попала в капкан и не могу вырваться, и чем дольше длилось мое молчание, тем тяжелее мне было признаться. Появилось какое-то гаденькое ощущение самой себя. Оно мешало мне спать, оно мешало мне жить. Я понимала, что градусник — пустяк. Я испугалась. С кем не бывает? Но что дальше все так получится…

Спустя несколько лет я рассказала Нанке и маме про мой кошмар. Они что-то припоминали, удивлялись, что я такая глупая и не рассказала сразу. Я плакала, а они смеялись и жалели меня. Зачем я тогда так сделала?!

Море

В Крыму зимой бывает очень холодно. Дуют такие ветры, что срывает крыши с домов и уносит заборы. Идти невозможно. Одежду продувает насквозь, как будто ты вышел на улицу голым. Феодосийский залив замерзает. В замерзшем море есть что-то фантастическое. Волны застывают в причудливой форме и становятся белыми как соль.

Недалеко от того места, где мы летом купались, стояли со времен войны затонувшие корабли. Зимой, покрытые льдом, они напоминали волшебные замки и светились на солнце. Детей манило в этот неизведанный зимний город, и они тонули там, как брошенные на глубину щенки, потому что белые волны под ногой человека рассыпались как крупа.

Летом мы плавали к этим железным мрачным скелетам, наполовину возвышавшимся над водой, залезали на них, прыгали с мачт, рассматривали под водой поросшие мидиями борта, заглядывали в иллюминаторы. Однажды я там чуть не утонула. Бегая по раскаленному солнцем ржавому железу палубы, я вдруг увидела блестящую рыбку, плававшую в одном из отсеков затонувшей части корабля. Вода была прозрачной, и хорошо было видно дно. Рыбка чертила пространство этого большого для нее аквариума маленькими резкими рывками. Я прыгнула к ней как в колодец — она тут же исчезла, а я вдруг поняла, что мне не выбраться из этой западни. Друзья мои плавали где-то рядом, не замечая моего исчезновения. Отдаленно я слышала их веселые голоса. Вода была теплая, пространство небольшое, но до дна и до верха не достать, за гладкие рыжие стены не зацепиться.

Глупо было умирать из-за рыбки. Паники у меня не было, было непонимание и неприятие тех обстоятельств, в которые я попала. Через какое-то время, когда сил уже не оставалось, вверху, в просвете небесного квадрата, появились головы девчонок. Я лежала на спине и старалась отдохнуть от безуспешных попыток вылезти. У моих спасателей не было с собой даже полотенец, чтобы меня вытянуть. Пришлось им плыть на берег за большой тряпкой, на которой мы загорали. Как богатый улов, тащили они меня из этого колодца. Помню, когда я уже наверху, с поцарапанными животом и коленями, лежала с девчонками на мокрой тряпке и смотрела в небо, очень хотелось спать. И, прикрыв веки, я видела, как перед глазами на красном фоне все прыгает коварная золотая рыбка.

Курортники

Летом Феодосию заполоняли курортники. Цены на базаре подскакивали, по улице начинали ходить почти голые люди с надувными матрасами на голове, в столовых становилось шумно, слышался стук вилок, в галерею Айвазовского выстраивалась длинная очередь. Взрослые феодосийцы курортников не любили, но ими жили — на квартиры пускали. В Городке цены не ломили: рубль с человека в сутки — ведь ни газа, ни воды, ни туалета. Квартиранты, однако, были почти у всех. Мама никогда не брала отдыхающих, свобода была ей важнее.