Наша светлость

Но стоило взглянуть в зеркало, как обида проходила: Тисса и вправду на женщину не похожа.

Снаружи было ветрено и снежно. Сизо-черное, какое-то одичавшее море норовило опрокинуть корабль. Стонало дерево. Натянутые снасти гудели. И белые паруса, поймавши ветер, трещали от натуги.

Держались.

– Не бойся. – Урфин обнял, хотя Тисса и не подумала падать. – Тебя не мутит?

– Нет.

Ей хорошо. Свободно. Пожалуй, впервые за все время Тисса вновь ощущает себя свободной. Она способна дышать и дышит, глотая обжигающе холодный воздух, ловит губами снежинки и плачет, но от счастья. Море не причинит ей вреда.

Оно позволит кораблю пройти. И берег встретит бескрайностью суши.

Дальше? Какая разница, что будет дальше, если здесь и сейчас она счастлива. Почти.

– Ты вернешь себе свое имя. – Голос Урфина тонул в грохоте волн. – Нет такого дела, которое нельзя пересмотреть. И нет такого закона, который нельзя изменить.

Но как это сделать?

Урфин знает. И если спросить, расскажет, сколь бы ни отвратительна была правда. Однако желает ли Тисса знать? Дедушка говорил, что нельзя работать на бойне и сохранить руки в чистоте. И Тиссе кажется, что эта его поговорка подходит.

– Иногда войны не избежать. – Урфин если не читает ее мысли, то весьма к тому близок.

– Но ты будешь осторожен?

– Конечно.

Настолько, насколько получится. И ведь оба это понимают. Отговаривать? Умолять? И возможно, он поддастся на уговоры, но… это неправильно.

– Ты ведь будешь меня ждать?

Урфин знает ответ, но ему надо услышать. И Тисса сжимает пальцы:

– Буду. Если ты обещаешь вернуться.

– За тобой – обязательно. Состоится новый суд. И тебя оправдают, потому что не найдется никого, кто осмелится выступить против. Я сознаюсь в обмане. Буду наказан…

– Как?

– Сурово. Отлучением от двора. Или ссылкой… хотя не с моим счастьем, чтобы она продлилась долго. А потом мы вернемся и купим наконец дом. Я ведь должен сдержать свое обещание.

Протяжный звук разносится над морем, и серая равнина замирает на мгновение. Разломы туч вспыхивают золотом и пурпуром.

– Смотри. – Урфин разворачивает Тиссу к солнцу, такому яркому, что она слепнет.

Ненадолго.

Смотреть? Тисса смотрит, опасаясь моргнуть, чтобы не пропустить чудо. В желтом мареве, в пене туч, в белом кружеве снегопада плывут тени. Огромные. Неторопливые.

Кружат крылатки. И трубный рев рога врывается в чужую песнь, заставляя вздрогнуть.

– Они же не собираются…

– Нет. Ашшарцы считают, что паладины перевозят души умерших за море, в страну, где нет войны.

Корабль складывает паруса, и Тиссе видится в том подобие поклона.

А гиганты приближаются. Они спускаются к самой воде, придавливая волны тяжестью теней. И огромные плавники вспарывают сизую гладь.

– Встреча с паладинами – большая удача…

Палуба наполняется людьми. Их так много.

– …у каждого есть кто-то за морем. Друг. Родич. Враг.

Трое. Двое взрослых. И один совсем юный, он то падает на воду, поднимая тучи брызг, то взлетает, почти теряясь среди облаков. Уже оттуда зовет. Голос-смех.

– Если сказать паладину, то он передаст слова.

Тисса хочет сказать. Маме. Отцу. Дедушке… она так редко говорила им, что любит. И наверное, они волнуются. За нее волноваться не следует.

У Долэг все хорошо. И у Тиссы.

Сейчас и дальше тоже. Тисса верит.

В желтых глазах паладина – зеркала – отражается она и Урфин, который замолчал, и лицо у него сделалось очень серьезным. Тисса слышит шепот, но не слова.

Это личное.

И она лишь может попросить, чтобы слова достигли края моря. Пусть тот, кому они предназначены, услышит и простит.

Чудо длится долго. Но паладины все-таки уходят, и мир пустеет. Только Тисса больше не одна. И взгляд цепляется за взгляд. Разговор без слов, но Тисса знает – ее поняли.

Сегодня ночью она не останется одна.

Еще одно неоконченное дело, которое Кайя откладывал, поскольку из всех дел, оставшихся неоконченными, именно оно грозило причинить боль. И не Кайя – он привык, пусть бы и не устал удивляться людям. Более того, сейчас он понимал Тень куда лучше, чем понимал Кормака или прочих с их неуемной жаждой власти, и оттого чувствовал себя виноватым.

Всего два имени. Урфин сделал ставку, но ошибся. Он слишком долго и люто ненавидел, чтобы эта ненависть не повлияла на выбор. И угадай Урфин, Кайя был бы рад.

Дверь была приоткрыта.

Опоздал?

Или его ждали? Приглашали на встречу?

Стучать Кайя не стал.

В первое мгновение показалось, что комната пуста. Окна открыты настежь, и белые языки снега лежат на паркете. Камин погас, а свечи живы, три из семи, но этого хватает. В зыбком круге света – бутыль вина и кубок в руке, изрезанной морщинами. Она выглядит слабой – еще один обман.

– Вы все-таки пришли. – В голосе человека слышится немалое облегчение. – Я устал ждать.

– Я принес тамгу.

Кайя положил золотую пластину на стол.

– Выпейте вина. Вам не повредит… – Человек подвинул собственный кубок.

Вино имело характерный запах.

Волчья травка.

– У нас есть полчаса. Хватит, чтобы поговорить. Присаживайтесь.

Кайя воспользовался предложением. Стул был слишком мал и изящен для него, но вес выдержал.

– Где ваша дочь?