Наше послевоенное (СИ)

Я не стою, я вовсю качаюсь в разные стороны, и мне ставят диагноз - лабиринтопатия, вестибулярный аппарат не в порядке,- и запрещают нырять и много быть на солнце.

А Арутюнян все лето ходит на море с Софой Чартилиди (той самой, с которой я повздорила в первые дни своего появления в новом классе).

Зойка мне все уши прожужжала про Софу.

- Зоя, ты бы видела, как она плавает. Изогнет спину, как дельфин, и плывет.

И правда, плавала Софка замечательно. Была смуглой, черноглазой, резкой в движениях и суждениях. Гречанка по отцу и казачка по матери. Мама у Софы была тихой, светленькой увядшей женщиной, а отец свирепого вида немолодой мужчина, любитель выпить. Женщины в семье его боялись. Софа Чартилиди была единственной дочкой у мамы, мать ее очень любила и баловала, как могла. Нрав у Софьи был скорее папин, чем мамин. У отца были от другой жены еще дети, тоже девочки, сестры Софы, взрослые.

Я слегка ревновала Зою к ее увлечению новой подружкой, но со временем смирилась и привязалась к Софе. И в восьмом классе мы дружим не вдвоем, а втроем. Я, Зоя и Софа. Софа нормально училась по математике. Хорошо соображала как в алгебре, так и в геометрии, но с русским у нее были крупные нелады, а физика - ну просто бич, но об этом попозже.

По выходным мы с мамой ходим на базар. Я помогаю ей носить продукты. Базар меня не привлекает, я скучаю среди прилавков с мясом и овощами, и только вид фруктов меня оживляет. Я начинаю клянчить у мамы то черешню, то персики, то мандарины в зависимости от времени года.

Как-то раз мама долго выбирала мясо, а я стояла со скучающим видом рядом с ней. Старик аджарец, продавец мяса, очень внимательно на меня смотрел, а потом что-то сказал маме по-грузински, я поняла, что про меня.

-Что он сказал? - спросила я, как только мы отошли от прилавка

- Он меня предостерег,- мама засмеялась.

- Ну что, что он сказал,- допытывалась я.

- Хороший товар, смотри, не продешеви.

8 класс, Чаоба, 1961-1962 гг

В преддверии советских праздников начинается подготовка к параду. Мы должны пройти стройными рядами мимо трибуны, чеканя шаг. Нас снимают с уроков, и мы маршируем по школьному двору: правое плечо вперед марш - это налево. Наоборот - направо. Легко ли на ходу разобраться, в особенности, если ты левую и правую руку до сих пор отличаешь по родинке на правой руке?

Руководит ходьбой Михаил Аронович - учитель математики в нашей школе, прозвище Рыжий, за лохматую рыжеватую шевелюру над лысеющим лбом.

Замечтавшись на монотонном ходу, я поворачиваю не туда, за мной весь ряд.

Ароныч в ярости орет на меня:

- Куда идешь? Дура, а еще отличница!

Дуру я еще могла стерпеть, но а еще отличницу - ну нет!

Я вышла из строя и сказала:

- Причем тут отличница? А раз я дура, то вообще не буду маршировать.

Губы у меня дрожали, я старалась не заплакать.

Рыжий сразу сбавил тон:

- Ну ладно, ладно, я виноват, извини.

- Ну, знаю я, знаю, ты умненькая девочка, встань в строй.

Я сердито отвернулась от него, но не стала обострять конфликт при полной капитуляции враждебной стороны и вернулась в свой ряд.

Во главе колонны носили круглое сооружение, изображающее земной шар, на котором Нелька Варданашвили, наша одноклассница и чемпионка города по спортивной гимнастике, должна была стоять в акробатической позе, что-то там олицетворять. На майские праздники это было еще терпимо, но в ноябре бывало очень холодно. Нам не разрешали одеться и мы должны были идти в одних формах и белых фартуках, дул сильный ветер с моря и Нелли в своем спортивном трико все посинела от холода.

Нас собирали задолго до начала демонстрации, и трудно было ждать, замерзая на пронзительном ветру, когда придет наша очередь пройти по площади под памятником Ленину с протянутой в светлое будущее рукой.

В общем, я не любила демонстрации и никакого радостного подъема от этого мероприятия не испытывала, хотя Демкина старательно настраивала нас на патриотический лад, а если кто-нибудь из мальчишек жаловался на холод, то кричала:

- Ну какой из тебя будущий защитник Родины!?

01.01.62г.

... как бы то ни было, а все-таки в дневник все писать не следует, бумага вещь не надежная.

Между прочим, наша новая учительница по русскому языку, Мария Георгиевна, почти на каждом уроке меня хвалит. Это приятно, хотя и стыдно. Она говорит, что у меня превосходно развита речь.

Мария Георгиевна (ее прозвище Марьюшка, фамилия Воронова) делает мне замечание:

- Зоя, вы так превосходно, так красочно говорите, почему вы так сухо и кратко пишете?

Все дело в том, что я была не очень-то грамотная, в результате я выкидывала из сочинений те слова, в правописании которых не была уверена, а уж какая тут красочность, берешь, что осталось.

Мария Георгиевна производила впечатление женщины, отрешенной от мелкой бытовой суеты и витающей где-то в облаках среди героев русской классической прозы.

Позднее, будучи у нас в течение года классной руководительницей, она рассказала о себе смешной случай.