Наши нравы

Он задумался, припоминая всю жизнь этого неудачника. «Нечего сказать, жизнь! Ни другим, ни себе! Ни личного счастья, ни сознания, что жил не бесследно. Так, сутолока какая-то. Кипятился из-за выеденного яйца, бедняга, и сгорел. А, кажется, много ли человеку и нужно-то было? Очень немного. Он бы помирился с деятельностью мирового судьи, творил бы суд и расправу, да если бы, вдобавок, нежная женская головка склонялась на его плечо, да чтение вдвоем любимых поэтов, бетховенские сонаты, — жить бы ему поживать, добра не наживать, — не из таких этот отживающий рыцарь переходного времени, — в полном блаженстве. А поди ж, и того не дает жизнь мало-мальски порядочному человеку. Гоняла судьба этого неудачника с севера на юг, с юга на север… Все искал он настоящей службы делу, а не лицам!» — печально усмехнулся Никольский, припоминая, как горячился, бывало, Трамбецкий, рассказывая, как и почему оставлял он то одно, то другое место.

— Дьявольские времена! — проговорил громко Никольский.

— Это вы верно говорите… Я сам только что об этом думал! — слабо проговорил больной.

— А вы не спали разве?

— Нет… Так, с закрытыми глазами лежал…

— Вы лучше лекарство примите, чем о временах-то думать… Как себя чувствуете?..

— Гораздо лучше… Дышать легче. Завтра, пожалуй, и встать будет можно, а через неделю уехать…

Трамбецкий принял лекарство и опять заговорил:

— Во время болезни как-то яснее все представляется. Вот и думал я, что времена скверные, а когда вы сказали: «Дьявольские», так я даже обрадовался… Право… Вы тоже об этом думали?

— А вы не очень-то разговаривайте. Доктор-то что говорил?

— Что доктор? Мало ли что говорил доктор?.. Меня один доктор десять лет тому назад к смерти приговорил, а я его надул… Быть может, и теперь их обману…

— И обманывать нечего. Они надеются, что вы поправитесь, а все поменьше говорите…

— Нет, уж вы не мешайте… Очень хочется мне высказать… Как вспомнишь, из-за чего я, собственно говоря, всю жизнь кипятился и почему я вышел такой неудачник, так, знаете ли, Никольский, даже досада берет…

Трамбецкий вдруг закашлялся продолжительным кашлем.

— Видно, надо слушать докторов! — печально проговорил он. — Вы, пожалуй, тоже не понапрасну ли кипятитесь, Никольский?

— Ну, об этом после поговорим…

— Знаете ли, что я вам скажу… — начал было Трамбецкий, но вдруг застонал.

— Что с вами?

— Опять… опять… Нет, видно, докторов теперь не надуть… Дышать трудно…

Он заметался и стал бредить. В бреду он часто призывал Валентину и Колю. Наконец он заснул. Дыхание его сделалось ровнее. Никольский заглянул, и робкая надежда закралась в его сердце, — так спокоен был сон больного.

Наутро Трамбецкий проснулся и совсем себя почувствовал хорошо. Он выпил стакан чаю, приласкал Колю и все собирался ехать скорей в деревню. Когда приехал доктор и Никольский спросил, что значит эта перемена, то доктор только угрюмо покачал головой и сказал, чтобы напрасно не радовались.

И действительно, после полудня Трамбецкому опять сделалось хуже. Он стал говорить о смерти и все просил, чтобы Колю не отдавали жене.

— Будьте покойны! Мы об этом давно порешили.

Трамбецкий протянул руку, и слезы тихо закапали из его глаз.

— Я так только, для успокоения… Я верю вам и, благодаря вам, умру, пожалуй, спокойно…

К вечеру Трамбецкий заснул и, как только проснулся, сказал Никольскому:

— Знаете ли, о чем я вас еще попрошу? Вы и не ждете!

— Ну?

— Исполните мою просьбу… только, пожалуйста, исполните. Ужасно мне хочется видеть мою жену… Я вас прошу, если можно… на пять минут… Быть может, в последний раз…

— Я сейчас поеду… Сию минуту…

— Мне надо ей сказать… Смотрите же, привезите…

Никольский тотчас же поехал к Валентине.

У Валентины были гости: два молодых офицера, камер-юнкер и юный, совсем юный, румяный, круглый, добродушный господин, единственный наследник известного петербургского миллионера. Юноша молча пожирал влюбленными глазами очаровательную хозяйку, вздрагивая и краснея, когда Валентина дарила его ласковым взглядом.

У «прелестной малютки» собралась веселая компания влюбленных молодых поклонников, наперерыв друг перед другом старавшихся заслужить благосклонность хорошенькой женщины. После процесса она получила всеобщую пикантную известность. Сделаться счастливым любовником Валентины казалось особенною честью. Об этом заговорят все, завидуя счастливцу, пленившему сердце маленькой очаровательницы. Из-за такой чести стоило бросить к ее ногам состояние или по крайней мере не жалеть векселей.

Все знали, что Валентина пока свободна, прогнавши к черту Леонтьева. Надо было воспользоваться случаем; такая женщина не может долго оставаться свободной. Уже ходили слухи, что Хрисашка делал ей выгодные предложения…