Хотя его превосходительство Сергей Александрович и бодрился, хотя он и уверял всех, что рад, наконец, отдохнуть, тем не менее отставка сильно подействовала на старика. В два месяца он сильно постарел, осунулся и нередко хандрил в своем кабинете, одинокий и всеми забытый. Нередко вспоминал он, как быстро проходили дни, когда он еще стоял на страже государственных интересов. С утра начиналась деятельность, приемы, доклады, посещения, затем поездки к его светлости, вечером комиссии и советы, а теперь?.. Теперь дни кажутся бесконечными, и старик придумывал как бы наполнить время, и рад был, если кто-нибудь по старой памяти навещал его и бранил его преемника.
Его превосходительство, разумеется, оппонировал, но оппонировал слабо и улыбался, когда ему рассказывали о каком-нибудь промахе или недосмотре нового стража государственных интересов.
— Бедная Россия, — повторял он. — Бедная Россия!
Он любопытно расспрашивал, доволен ли его светлость преемником, и когда до него доходили слухи о недовольстве его светлости, его превосходительство оживал. Старику все казалось, что вот-вот за ним пришлют и призовут его к деятельности.
Но прошло два месяца, наступал третий, за ним не посылали и как будто совсем забыли о старике. И его превосходительство точил недуг честолюбия; он страдал втайне, — страдал с изяществом джентльмена, не показывая вида, что страдает.
И все мрачней казалось ему все окружающее. Печальнее рисовалось его превосходительству будущее, и он писал записки за записками, проект за проектом. Но, к сожалению, на записки его уже не обращали внимания. Однажды он даже услышал, что его светлость, передавая одну из записок его преемнику, изволил заметить:
— Пожалуйста, только не обижайте старика… Рассмотрите и отнеситесь помягче к этим старческим упражнениям…
С тех пор его превосходительство писал для своего удовольствия, затаив про себя глубокую обиду. Он по-прежнему благоговел перед его светлостью и уверял, что его сбивают с толку окружающие. Если бы не это, то его светлость давно бы прогнал этих лукавых слуг.
Печально проходили однообразные дни. Его превосходительство по-прежнему вставал в восемь часов утра, одевался с обычной тщательностью; но новый камердинер не мог ему угодить так, как Василий Иванович. Василий Иванович тоже его оставил, и старик долго не мог привыкнуть к этой потере. Делать было, однако, нечего. По-прежнему его превосходительство в девятом часу оканчивал туалет, выходил в свой кабинет и уныло присаживался к столу. Напрасно иногда казалось ему, что сейчас приотворится дверь, и дежурный чиновник войдет с докладом. Никто не входил… Тихо и пусто было в кабинете, из залы не доносился сдержанный шепот просителей.
К полудню уже не являлся Евгений Николаевич с докладом и черновыми проектами. Евгений Николаевич перешел на службу к новому начальнику, хотя и испросил на это согласие его превосходительства. Старик как-то кисло улыбнулся и посоветовал молодому человеку принять предложение. При этом случае Евгений Николаевич, конечно, выразил, как много он обязан его превосходительству. На глазах солидного молодого человека показались слезы, он, видно, был взволнован, и когда его превосходительство привлек его к себе, то вышла даже чувствительная сцена. Но прошел месяц, прошел другой, — Евгений Николаевич все реже и реже заглядывал в кабинет его превосходительства, и Сергей Александрович узнал, что его секретарь не только ладит с преемником и пользуется его особенным расположением, но уже успел получить повышение и с обычным умением составляет для своего начальника записки совсем не в том духе, в котором составлял для его превосходительства. Хуже того: одна из записок его превосходительства, составленная самим же Евгением Николаевичем (дело шло о реабилитации дворянства), подверглась резкой критике со стороны преемника его превосходительства, и автором ее, как узнал Кривский, был тот же Евгений Николаевич. Старик как-то грустно усмехнулся, узнавши об этом, и когда через несколько дней увидал у жены Евгения Николаевича, то ничего не сказал и, по обыкновению, был любезен с бывшим секретарем. Только вечером он заметил Анне Петровне:
— Что, Никольский у вас в комитете по-прежнему?
— Как же, а что?
— Так… Он стал реже у тебя бывать, верно дел в комитете меньше!
— Да, теперь у него помощник.
Анна Петровна почему-то смутилась при этом разговоре.
Его превосходительство заметил это, но не показал вида и ушел в кабинет.
И ее превосходительство тоже как будто осунулась и постарела за это время.