Наши нравы

— Слышал я, Савва Лукич, что будто Хрисанф Петрович от вас дорогу отбили…

— Ну?..

— И вы, Савва Лукич, будто теперь, невзирая на обещание Егора Фомича, должны остаться без постройки!..

— К чему это ты гнешь, Ипат Алексеич… Вижу по твоей роже, что ты человек умный, а не смекаю, куда ты гнешь…

— А к тому я, Савва Лукич, ваше превосходительство, гну, что не извольте вы об этом деле сокрушаться. Дело это, хотя и как будто кончено, а вы не извольте сокрушаться.

Старый писарь говорил серьезным, таинственным шепотом, значительно взглядывая на Леонтьева. Леонтьев усмехнулся и проговорил:

— Смеешься, что ли, ты, Ипат Алексеевич, а ли с ума спятил?

— Помилуйте, Савва Лукич, посмел ли бы я докучать вам, если бы не в своем уме был! — улыбнулся старый писарь.

— Как же ты говоришь: не беспокойтесь! Дорога-то теперича — тю-тю!

— Я осмелюсь вновь доложить вам, Савва Лукич, что не извольте беспокоиться.

— Вот заладила сорока Якова. Видно, не знаешь, — а еще писарь, — что вчерась совет был и решили отдать дорогу подлецу Хрисашке?

— Очень хорошо, Савва Лукич, я об этом осведомлен. Я и бумагу для господина министра перебелял, доклад с изложением причин, и опять позволю себе доложить вам, что это ничего не значит.

— Как ничего не значит?

— Так-с, Савва Лукич. Дело повернуть можно.

— После решения совета?

— Очень просто.

Старый писарь произнес эти слова таким уверенным тоном, что, глядя на его сморщенное старое, совершенно серьезное лицо, Савва Лукич привстал с места, подсел к писарю рядом и прошептал:

— Ипат Алексеич, как же это повернуть. Сказывай… Сдается мне, что нельзя?

— И не такие дела поворачивали! — произнес писарь, даже несколько обиженный скептицизмом Леонтьева. — Изволили слышать, как год тому назад Петр Петрович Трифонов на десять миллионов заказ получили?

— А как?

— Тоже сомневались. Два года господину Трифонову не давали заказа. Два министра лично обещали Петру Петровичу. Между министерствами по этому случаю переписка поднялась: одно другое спрашивает, какие препятствия к заказу. Несколько раз министр лично приказывал скорей составить контракт, господин Трифонов чуть ли не каждый день приезжали к нам в департамент, а все контракт не был составлен, всё справки собирали да разные сведения, так что, наконец, через два года Петр Петрович плюнули на это дело, и контракт был подписан с другим заводчиком, — оставалось только ему авансом пятьсот тысяч получить. В те поры явился я к господину Трифонову и направил их.

— И что же? — весело перебил Савва.

— Направил куда следует, а на другой же день контракт был подписан с господином Трифоновым.

— А тот-то… с другим?..

— Отменен-с! — с достоинством проговорил Ипат Алексеевич.

Маленький этот человек оказывался очень большим плутом, и дело пахло серьезно. Савва Лукич запер дверь кабинета и сам заговорил, как и собеседник, вполголоса. Теперь уж на губах его не бродила насмешливая улыбка при взгляде на этого тщедушного, маленького старого писарька.

— Ипат Алексеевич! Я… Я, милый человек, денег не пожалею… Чай, слышал про меня, каков я человек?.. Сказывай же, не томи… Во-первых, как это Хрисашка подлец устроил?..

— Они в соглашение с Егором Фомичом вошли.

— Да ведь и я, кажется…

— Егор Фомич польстились, нечего скрывать. Я в уверенности, Савва Лукич, что вы, по благородству, тайну эту изволите скрыть в глубине души?..

— Могила! Одно слово, могила!

— Уж я буду в надежде, Савва Лукич, но только я бы хотел наперед, как следует, чтобы после не было чего-либо сумнительного…

— Спрашивай. Грабь, писарек.

— За предварительное совещание, Савва Лукич, две тысячи, а по окончании дела…

— Двадцати пяти не пожалею.

— Вполне достаточно. Оно и кстати будет! — прибавил словоохотливый старик. — Домик достраиваю, так деньги-то нужны. Может, изволили заметить, на Литейной домик строится?

— Это пятиэтажный, громадина?

— Он самый и есть!.. Так вот, изволите ли видеть, Савва Лукич, Хрисанф Петрович перед вами оказались тароватее, и хотя предварительно Егор Фомич и держали вашу линию, — в этом смысле я два раза доклад перебелял, — но после нашлись кое-какие упущения…

— Скотина! — промолвил Савва.

— Но только теперь можно повернуть опять, так как Егор Фомич, может изволили слышать, имеют очень большую и даже, можно сказать, пагубную приверженность к одной девице, из ревельских немок. Фамилию ее запамятовал, а зовут ее Каролина Карловна. Девица очень норовистая, а Егор Фомич их боятся. Никого Егор Фомич не боятся, а Каролину Карловну боятся, и так боятся, что когда Каролина Карловна их не принимает, то Егор Фомич ходят как бы потерянные и на службе тогда очень взыскательны! И следственно, через Каролину Карловну можно действовать с полным успехом.

— Где она живет? Сколько ей нужно дать?