Наши ожидания

И вот после весьма волнительного для болотинцев ожидания в дверях зала появился тот, ради которого город целый месяц трясло и лихорадило – писатель. По залу сразу же прокатилась легкая волна удивления и шепота. Вызвана она была тем, что одет знаменитый творец был, по мнению не только Дарьи Степановны, но и разодевшейся ради такого мероприятия в свое самое лучшее болотинской публики, чрезвычайно просто. Ну, очень просто. В потертые джинсы и такую же джинсовую рубашку. «Очень демократично», – одобрительно шепнул своему заместителю облаченный в строгий костюм и белоснежную рубашку мэр города, который сидел прямо перед Дарьей Степановной. «Надо взять на заметку», – прошептал начальнику в ответ зам, одетый точно так же, как и шеф. (Единственное отличие в их костюмах заключалось в цвете галстука: у мэра он был синий, а у его зама – темно-зеленый.) «Э-эх, «демократично», – с горечью подумала Дарья Степановна и с презрением посмотрела на коротко остриженные затылки молодой поросли. Она-то считала, что столичный гость одет из рук вон плохо, тем более для человека столь высокого ранга и положения.

Писателя торжественно провели на сцену и усадили за журнальный столик, на котором стояли графин с водой и стаканом, а также микрофон.

Дарья Степановна, прищурившись, принялась разглядывать того, кого намеревалась атаковать в самое ближайшее время.

– Добрый вечер, Александр Петрович, – вдруг раздался высокий женский голос. Дарья Степановна от неожиданности даже подпрыгнула в кресле, – Лариса Извольская, болотинское телевидение.

«Эти всегда первыми пролезут», – враждебно подумала Дарья Степановна; она чрезвычайно не любила представительницу местного телевидения, считая ее самой настоящей вертихвосткой.

– Я внимательно ознакомилась с вашим творчеством, – продолжала тем временем Извольская, – и пришла к удивительному для себя выводу…

«Еще бы не прийти, – мысленно усмехнулась Дарья Степановна, – ты только хвостом мести умеешь, а более ничего, так хоть поудивляйся».

– … что ваши книги нельзя отнести к разряду легкого чтива. Их не прочитать в подземке…

«И в какой это она, интересно, подземке книги читает? – тут же удивилась Дарья Степановна. – Сроду у нас в Болотинске никакой подземки не было. Ишь, как закрутила, завертела. Знаем мы вас, телевизионщиков. Ничего умного никогда не скажут, лишь бы только людям головы задурить». Пока Дарья Степановна сердилась на представительницу местного телевидения, та закончила свой вопрос и даже получила на него ответ, но до ушей Дарьи Степановны долетела лишь последняя реплика писателя.

– Ну вот как-то так у меня получается, – смущенно улыбнувшись, произнес писатель.

«Плохо получается, гражданин, издевающийся над животными, – зло подумала Дарья Степановна. – Ну, ничего, я на тебя управу найду!»

Она поднялась, чтобы направиться к микрофону, но ей пришлось снова сесть в кресло, потому что место у микрофона заняла какая-то долговязая девица. «Вот молодежь нынче пошла, – покачала мысленно головой Дарья Степановна. – Никакой воспитанности, никакого уважения к старшим. Могла бы хотя бы из вежливости поинтересоваться, не хочет ли кто из взрослых свой вопрос задать». Девица, не теряя времени, спросила писателя про его детство.

Дарья Степановна, не спускавшая взгляда со сцены, сразу же поняла, что вопрос писателю понравился. «Ишь, как у него все ладно да складно получается, – думала она, слушая довольно подробный рассказ о родителях. – Забалтывает, забалтывает людей, чтобы острых вопросов не задавали».

Пока столичной знаменитости аплодировали за детские воспоминания, микрофоном завладел мужчина, в котором Дарья Степановна признала своего соседа Кочкина.

– Я долго разглагольствовать не собираюсь, я вот что скажу, – грозно произнес Кочкин, являвшийся в городе весьма заметной личностью. Вот уже много лет он слыл сатириком, потому что в свободное от работы время сочинял басни, а также частушки на самые злободневные темы. Но его сатирические произведения в местной газете никогда не публиковались, так как Кочкин, считая себя в душе гением, был твердо уверен в том, что Галатрея Марковна его произведения не возьмет, а если и возьмет, то все рано не напечатает. Поэтому он писал свои басни с помощью копирки, а затем наклеивал их по всему городу на щитах, предназначенных для объявлений. Ровно год назад кочкинская судьба сделала неожиданный поворот: расположенная в соседней области фабрика по изготовлению семечек (один из её сотрудников провел отпуск в Болотинске и познакомился с творчеством местного сатирика), впечатленная кочкинским мастерством по написанию частушек, предложила непризнанному гению сотрудничество. И теперь на всех пакетиках с семечками, выпущенными этой фабрикой, красовались задорные четверостишия, принадлежавшие перу Кочкина. В общем, Кочкин пришел на встречу, будучи уверен в том, что имеет самое непосредственное отношение к литературе, а потому вправе говорить с писателем на равных.

«Молодец!» – мысленно одобрила Дарья Степановна Кочкина, расслышав в голосе соседа недовольные нотки.