Наши в ТАССе

Однако чумного разгула не получилось. Тёща тоже взбрыкнула и гордо покинула лисинский сераль.

25 марта

У стаканохватов

Анохинские холода допекли. Полетел я на Банный, 13.

Здесь толкутся те, кому надо снять, сдать, обменять жильё.

Ищу, к кому бы пристроиться на коечку в добротном доме. Чтобы в новую зиму не мёрзнуть.

Одна тётечка взялась меня приютить.

Еду с нею в Красногорск.

Новая башня. Капитальная.

Подымаемся в лифте на девятый этаж.

Входим.

И настроение у меня покатилось к нулю.

Жуткая алкашная семейка!

Отец, мать, дочь, зять – все стаканохваты.

Папанька уже отхватался.

В состоянии готовальни[90] полез ночью гулять на пруду по первому зыбкому льду. Был один. Провалился, вмёрз в лёд. Три дня провёл на свежем воздухе в пруду. Вмёрз крепонько, еле вырвали у льда.

Мать молчит.

19-летняя дочка с малышкой на руках жалуется:

– Муж у меня бык с задвигами. Если спросишь, с чего он начинает день, отбомбит коротко: «С безделья!» Только и забот – керосинит да давит подушку.[91] Дольше трёх месяцев нигде не задерживался на работе. Вечно сыпит лапшу! Свои частые прогулы объяснял начальству только похоронами родни. Он три раза похоронил мать, восемь раз отца и двенадцать раз меня, жену. Мы с ним не расписаны. Ты не пугайся… Если надо, – смотрит на дочку, – я её покормлю и она у меня надолго отрубается. Мешать нам не будет…

И тут она наливает в бутылочку вина, надевает на бутылочку соску и «кормит». При этом пританцовывает и поёт, гонит веселуху:

– Мы смело в бой пойдёмНа суп с картошкойИ повара убьёмСтоловой ложкой.

Я плюнул и ушёл.

7 апреля

На партсобрании

Смело, товарищи, в ногу,

Счастье нас ждёт где-то там…Кто-нибудь знает дорогу?Нет? Ну тогда – по местам!В.Гавриков

Магнитофон ставят на стол Артёмова.

– Иван Павлович, – присмеивается Медведев, – до партсобрания ещё двадцать минут. Наговори что-нибудь для потомков. Поговори с потомками. Запись отнесут в музей революции.

Артёмов вяло отмахнулся.

Ведущий собрание Беляев представляет нового члена своей редакции Инжеватову:

– Вы знаете, она приятный человек.

– Чисто мужская точка зрения! – возражает Рождественская.

Беляев на улыбке:

– Майя! Не будь такой ревнивой. Инжеватова – надёжная абитуриентка.[92] Полгода внештатничала. Показала…

Голос от двери:

– Вопрос на всплытие. Чего показала? И кому? Лично тебе?

– Не хамствуй! Показала себя хорошим журналистом. Прямо вписалась в наш коллектив. Втесалась утёсом! Можно спокойно брать в штат.

Докладчик Колесов категоричен:

– Журналист должен писать! Запомните это как «Отче наш». Поэтому сегодняшнее собрание о нашей коренной перестройке. Отныне все редакторы переводятся в литсотрудники. Редактор – лицо, не производящее матценностей, а литсотрудник, корреспондент – белая кость. Рабочий!

Собственно, тут ничего нового. Вождь аграриев Бажанов – умница. Его сельская редакция так всё время и работает. Все редакторы ходят на задания. В редакции дежурит один человек. Его обязанность обработать дневной поток информации и по возможности не выплеснуть ребёнка.

– А я поделюсь опытом АДН,[93] – сказал Артёмов. – Если все редакторы станут литсотрудниками, не появится ли жилка накопительства? У немцев не появится. Там редактор получает 1200 марок, сколько и Колесов.

– Использовать опыт АДН в части зарплаты! – выкрикнула Хромова. – Если это не конкуренция, то назовём здоровым соревнованием.

Обозреватель Романов ударился в философию:

– Интересен очередной опыт. Три редакции – эксперимент, три – по-старому. Предлагаю на трёх дверях повесить таблички «Тише. Идёт эксперимент».

Собрание загалдело.

Парторг Шишков:

– Я буду краток, как желает масса. Особенно её левая сторона. Устали? Шуметь будем или не будем, а красить будем. Я о субботнике 12 апреля. Всем явиться на субботник под расписку!

12 апреля, суббота

Субботник

8.30.

Я на работе.

На удивление, Татьяна пришла с новой причёской. Жалуется:

– Постригли меня коротко. Вот дурочка из переулочка!

Ношусь как угорелый заяц. К выходу снёс лопаты, мётлы, грабли. Сияю. Доверили мне рабочий инструмент! Шишков назначил меня ответственным за пятачок на Тверском бульваре напротив ТАССа. Доверие окрыляет. Чёрт возьми, мне так легко. Гружу сор на машину. Все уклоняются, брезгливо косятся на меня. Мол, давай, давай, Ваня алюминиевый! А мне хоть бы хны. Вкалываю себе. Недосуг и пот утереть.

Ия принесла немного молока в пакете. Выглотнул и снова за лопату.

Но вот машина нагружена. Ехать разгружать её на свалке никто не хочет.

Коля Железнов ставит всех в круг, набрасывает себе на голову рыжую куртку. Выставляет одну руку в сторону и вертится.

Я хохочу.

– Не показывай голоса! – кричит Коля.

Он остановился. Рука показывала на Куликова.

С Куликова Коля и начал считалку до десяти.

Ехать на свалку выпало пижону Ржешевскому.

Тверской у ТАССа прибран.

Идём в библиотеку перетирать книги.