Наследие

Флинкс думал, что его голова вот-вот взорвется. Сочетание внезапно обострившейся головной боли с конфликтующими эмоциями, бушевавшими внутри него, грозило отправить его обратно в беспамятство. С таким огромным усилием воли, какое он когда-либо прилагал, он каким-то образом заставил себя сохранять спокойствие и самообладание.

"Пожалуйста." Вселенная с множеством значений подчеркивала это одно слово. "Объяснись."

— О, очень хорошо. Теперь Анайяби чувствовала себя непринужденно. Окончательно убедившись, что его не собираются арестовывать и отправлять на стирание памяти, он вернулся к своему естественному авторитарному «я». «Вы могли бы также знать правду о себе. Думаю, каждый заслуживает знать правду о себе. Даже эксперименты, которые не должны были продолжаться так долго. Практически веселый, его улучшающееся мышление резко контрастировало с углубляющейся угрюмостью Флинкса.

— Что еще дорогой усопший Теон рассказал тебе о твоем происхождении, Двенадцать-А?

Подавленный и растерянный, Флинкс изо всех сил пытался вспомнить. "Очень мало. Он… мало говорил в то время. Нет, подождите, я помню еще кое-что. Он сказал… он сказал, что я не продукт естественного союза. Конечно, я уже знал это, так как ранее узнал, что моя мать была оплодотворена искусственным путем».

«Искусственные средства». Анайяби усмехнулся, качая головой. «Описание, не будучи описательным. Боюсь, что все эти годы, что ты провел в поисках своего «отца», ты бесцельно блуждал в погоне за дикими гусями, Филип Линкс.

Что-то ужасное росло внизу живота Флинкса. Нарастающий дискомфорт грозил сравняться с пульсацией, которая, казалось, вот-вот снесет ему макушку с черепа. Сидящий у него на коленях внезапно испуганный Пип повернулся и посмотрел на него. Она не могла прочесть выражение его лица, но чувствовала его эмоции так же ясно и остро, как различала мертвое мясо на расстоянии двадцати метров.

— Может быть, — резко сказал Флинкс, — нам стоит ненадолго остановиться.

"Останавливаться?" Анайяби посмотрела на него с притворным удивлением. «Почему вы хотите остановиться сейчас, когда вы так близки к истине, которую, как вы говорите, искали так долго?» Все еще держа пистолет, лежавший у него на бедре, он наклонился к своему вновь неуверенному, беспокойному гостю.

«Когда я говорю, что я «один из ваших отцов», на самом деле я говорю вам, что у вас нет отца. Вы никогда этого не делали. Не в традиционном патрилинейном смысле».

Флинкс едва дышал. Голова раскалывалась, он отчаянно желал получить аптечку, которая была частью пояса, который он всегда носил. Комплект и пояс, надежда и прошлое, а может быть, и многое другое утонули вместе где-то в гештальтианской реке далеко на юге.

— Даже если имя будет утеряно, — пробормотал он, — личность человека, сдавшего немецкую сперму, должна быть

установлена через… Сжимая пистолет, Анайяби резко встала. — Ты меня не слушаешь, Двенадцать-А. Обращать внимание. Это хороший маленький эксперимент». Он улыбнулся, когда опустошенный Флинкс пристально посмотрел на него. Широкая улыбка пожилого человека была далека от того, что кто-то мог бы счесть веселой. По правде говоря, это был лишь слабый намек на ухмылку. Это было еще одно указание, пусть незначительное и кажущееся незначительным, что объявление Общества Мелиораре вне закона было сделано не произвольным образом, а по веским, веским и хорошо изученным причинам.

— Донора спермы не было, Двенадцать-А. Твоя ДНК была смешана в пресловутом чане. Ваши хромосомы были предварительно разработаны в оболочке и syb-файле. Вы не были задуманы: вы были вылеплены. Нить белка здесь, фрагмент нуклеиновой кислоты там». Его голос стал немного отстраненным, вспоминая с любовью. «Мы выбирали и выбирали, вырезали и соединяли. Самая сложная инженерная работа, когда-либо предпринятая; лучшее из когда-либо достигнутых. Вы были склеены вместе, Двенадцать-А. Как и все остальные. Кое что сработало. Некоторые — нет. Его внимание полностью вернулось к настоящему. — Ты не родился, Филип Линкс. Ты был создан.

Каким-то образом Флинкс заглушил ответ, а не на нем. «С какой целью? С какой целью?

Анайяби многозначительно махнул свободной рукой. «Разве это не очевидно? Вы сами уже использовали термин улучшить. Человечество прошло долгий путь с тех пор, как наши первые предки поняли, что эффективнее бросать камни в своих врагов, чем прятаться за ними. Шло время, цивилизация — своего рода — росла. Прошли тысячи лет. Сотни лет назад мы, наконец, сделали свои первые шаги из детской и от материнского мира. С тех пор мы добились многого, некоторые великие, другие менее замечательные. Мы вместе с транксом создали Содружество. И все же мы все еще слишком часто ссоримся и спорим между собой, действуем иррационально, пренебрегаем своим истинным потенциалом».

Флинкс увидел, что Анайяби больше не пенсионерка-затворница, теперь она была истинно верующей до последнего миллиметра. Лицо и голос нежно-любознательного отшельника сменились лицом и голосом преданного фанатика.